Побудь со мной

Дедушку Ленина чаще всего вспоминали тоже по праздникам. Но не так редко, как Деда Мороза. Дед Мороз в своей красной шубе царствовал зимой. А Дедушка Ленин, который тоже больше всего любил красный цвет, отвечал за осень и весну. Деду Морозу больше нравились детские праздники, а Ленин предпочитал отмечать со взрослыми, хотя детям тоже можно было приходить и участвовать. Эти праздники назывались демонстрации, потому что демонстрировать – значит, показывать, как объяснил папа. И вот все собирались вместе на улице и показывали портреты Дедушки Ленина, разные плакаты, знамена – у кого что было. А дети показывали флажки и воздушные шарики. Демонстрации были про разное. Весной демонстрация называлась Первомай, праздник весны и труда. По этому поводу каждый раз устраивали выходной, и родители могли не ехать на работу. Так что, как ни крути, выходило, что когда можно не трудиться – это праздник. А осенью был праздник Октябрьской Великой и какой-то ещё на «с» революции. Правда, сколько Аля себя помнила, в октябре праздник Октябрьской революции никогда не успевали отметить. Прямо как мама, которая тоже никогда не успевала подготовить все свои салаты и пироги к приходу гостей. Так что демонстрацию по поводу октябрьской революции удавалось провести только уже в начале ноября, числа седьмого.

Демонстрации устраивали обязательно так, чтобы пройти мимо памятника Дедушке Ленину. Раз он сам не может приехать, так пусть хоть его памятник посмотрит. Ходили по самой широкой улице городка, её даже так и назвали: проспект 25 Октября. Аля считала, что к весенней демонстрации улицу должны были бы каждый раз переименовывать в проспект Первого мая, но это почему-то забывали сделать, или просто ленились. Вообще-то Але нравились демонстрации, как и любые другие праздники. Её каждый раз брали с собой и покупали красный маленький флажок на деревянной палочке или воздушный шарик. А вот бабушка не любила эти праздники-демонстрации и никогда не ходила на них.

– Почему ты не хочешь пойти? – решила спросить на этот раз Аля. – Это праздник Дедушки Лениного!

– Вырастешь – узнаешь, – ответила бабушка и затянула завязки Алиной шапки под подбородком так туго, что она ойкнула. – Я с твоим дедушкой Лениным уже навеселилась от души! Так что вот вам положено – вы и идите. А меня оставьте в покое на старости лет.

Аля открыла было рот, чтобы расспросить, как веселилась бабушка с Дедушкой Лениным, и когда это она успела с ним познакомиться, но папа развернул её лицом к себе и покачал головой. Он всегда так делал, когда намекал на какой-то секрет. Аля решила, что ладно, успеет ещё расспросить.

На улице было пасмурно, с неба сыпались мелкие редкие снежинки, которые, долетев до земли, почти сразу таяли, и только на газонах снег задерживался, прикрывая тёмную землю, словно пытался забинтовать её белыми в мелкую дырочку полосками – такой марлевый рулончик лежал у мамы в аптечке.

Сначала надо было дожидаться, пока все соберутся возле Дома Культуры. Аля стояла под взлетающими высоко над её головой белыми колоннами и взрослыми дяденьками с тётеньками, скучала и начинала мерзнуть. Мама разговаривала с какими-то знакомыми, и папа тоже встретил своего друга, дядю Валеру. Дядя Валера к празднику подготовился хорошо: к пальто на груди у него был приколот красный бант, а в руках он держал палку с прикрепленной сверху картонкой, на которой большими буквами были написаны два слова.

– Ты читать уже умеешь? – спросил Алю дядя Валера.

– Умею, – гордо кивнула Аля, оценив, что буквы на надписи были все знакомые и слова короткие.

– Что написано? – решил проверить её дядя Валера и опустил картонку пониже.

– Слава ВЛКСМ! – бойко прочитала Аля.

– Молодец! – похвалил дядя Валера, подмигнул папе и достал из внутреннего кармана пальто маленькую прозрачную бутылку. Теперь стало понятно, зачем он повязал на грудь красный бант: это чтобы никто случайно в толпе не толкнул его и не разбил эту его стеклянную бутылку. Они с папой отпили из неё понемногу с видимым удовольствием. Але было обидно, что ей попить даже не предложили, но тут мимо пробежала какая-то полная женщина в вязанном берете, толкая всех и приговаривая:

– Пошли! Пошли уже! Двинулись!

Папа внезапно подхватил Алю под мышки и выхватил из мира ботинок и серых брюк, теплых пальто, застегнутых на большие черные пуговицы, и рук в перчатках. На вдохе, не успев понять, что случилось, она взмыла вверх, к промозглому серому небу, ярко и смело расцвеченному со всех сторон красным, а потом мягко опустилась на папины плечи. Прямо перед ней по проспекту теперь плыла река тёмных меховых и вязаных шапок, припорошенных белым снегом и украшенная флагами и транспарантами. Многие несли портрет Дедушки Ленина.

Впереди кто-то через громкоговоритель очень торжественно бубнил непонятные, но радостные слова и все время от времени кричали:

– Ура-а!

Аля тоже кричала и размахивала своим красным флажком. Город, расцвеченный красным, отсюда, с середины проспекта, да ещё с высоты больше, чем папиного роста казался незнакомым, совсем другим.