Побудь в моей шкуре

Водсель нагнулся к полу и стер с него краем ладони размазанные отпечатки лап своего беспокойного товарища. Пока он разглаживал землю и доставал из нее несколько соломинок, пустой мешочек его мошонки, все еще покрытый капельками высохшей крови, излившейся при кастрации, раскачивался из стороны в сторону. Затем, сложив те из соломинок, что были подлиннее, в пучок, он скрутил их и согнул, так что получилось нечто вроде палочки, которой он начал что-то рисовать на разровненной земле.

– Посмотрите! – воскликнул Амлис.

Встревоженная Иссерли увидела, как водсель старательно написал слово из девяти букв, не позабыв при этом даже перевернуть каждую букву вверх ногами, чтобы ее было удобнее прочесть тем, кто стоял по другую сторону ограждения.

– Никто никогда не говорил мне, что у них есть язык, – изумлялся Амлис, потрясение которого было настолько велико, что он, судя по всему, даже позабыл на время о своем гневе. – Мой отец всегда утверждал, что водсели – просто ходячие овощи.

– Все зависит от того, что считать языком, – небрежно бросила Иссерли. Водсель тем временем сел рядом со своим рисунком, покорно склонив голову. В глазах его блестели слезы.

– Но что это тогда значит? – настаивал Амлис.

Иссерли прочитала надпись. «СЖАЛЬТЕСЬ». Она редко сталкивалась с этим словом в книгах, а по телевизору не слышала его вообще ни разу. Какое-то время она напрягала извилины, пытаясь подыскать перевод, пока вдруг не поняла, что это слово непереводимо на ее собственный язык – это было понятие, которого в нем попросту не существовало.

Иссерли стояла, прикрыв рот рукой, словно вонь в стойлах была для нее непереносима. Хотя лицо ее ничего не выражало, в голове отчаянно метались мысли. Как ей уговорить Амлиса, чтобы тот не поднимал лишнего шума по этому поводу?

Наморщив лоб, она попыталась произнести это странное слово одним движением губ, с таким видом, словно ее попросили изобразить кудахтанье куриц_ь или мычание коровы. Впрочем, если бы Амлис попросил ее объяснить, что оно значит, она все равно вынуждена была бы ответить, что в человеческом языке это слово лишено всякого смысла. Она открыла рот чтобы именно это и сказать, но тут же поняла, что чуть было не совершила тупость. Произнести это слово означало прежде всего признать за ним статус слова. Амлис несомненно впадет в экстаз, услышав о способности водселей связывать последовательность накарябанных символов с определенными звуками, какими бы утробными и невразумительными на слух они ни были. И тогда из-за ее неосторожного высказывания водсели в его глазах сразу же окажутся существами, наделенными даром речи и способностью к письму.

«Но разве это не соответствует истине?» – спросила Иссерли саму себя.

И тут же отогнала эту мысль. Стоит только посмотреть на этих тварей! Они уродливы и неповоротливы, от них воняет, с идиотским выражением на лицах они стоят в собственном дерьме, которое проступает между толстыми и похожими на обрубки пальцами у них на ногах. Неужели то, что ее тело безжалостно обкромсали, придав ей внешнее сходство с этими животными, настолько воздействовало на ее психику, что она начала идентифицировать себя с ними и во всех прочих отношениях? Если она не будет следить за собой, то вскоре дойдет до того, что начнет жить вместе с ними, и кудахтать, и мычать, как они – по крайней мере, как те странные, приплясывающие представители их вида, которых показывают по телевизору.

Все эти соображения промелькнули в ее мозгу за пару секунд. А еще через пару секунд она придумала, что сказать Амлису Вессу.

– В каком таком смысле «Что это значит»? – воскликнула она раздраженно. – Это какая-то закорючка, которая, очевидно, что-то значит для водселей. Я не знаю, что это такое.

Она посмотрела Амлису прямо в глаза, желая сделать свое заявление более убедительным.

– Я тоже не знаю, но подозреваю, – спокойно ответил Амлис.

– Я бы могла догадаться, что такая мелочь, как ваше собственное невежество в этом вопросе, не остановит вас, – съязвила Иссерли, впервые заметив, что веки Амлиса окружены кольцом снежно-белых волос.

– Я всего лишь пытаюсь заставить вас понять, – продолжил он, слегка задетый ее замечанием, – что мясо, которое вы ели несколько минут назад, это то же самое мясо, которое сейчас пытается вступить с нами в контакт.

Иссерли вздохнула и сложила руки на груди, чувствуя себя ужасно уставшей от треска люминесцентных ламп и тяжелого дыхания тридцати тварей, запертых в тесном подземелье.

– Со мной оно в контакт вступить не пытается, Амлис, – сказала она и тут же покраснела, заметив, что непроизвольно обратилась к нему по имени. – Можно идти?

Амлис нахмурился и посмотрел на значки, накарябанные на земле.

– Вы уверены, что не знаете смысла этих знаков? – спросил он, и в голосе его ясно прозвучала нотка недоверия.

– Не понимаю, чего вы от меня ожидаете! – внезапно взорвалась Иссерли, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Я человек, а не водсель.