Побудь в моей шкуре

Иссерли выползла из постели, как обычно, чувствуя себя полной развалиной. С каким удовольствием она поквиталась бы с хирургами, которые изуродовали ее! Она никогда не видела их лиц, потому что к тому моменту, когда они вонзили в нее свои скальпели, уже находилась под наркозом. А теперь они наверняка докладывают «Весс инкорпорейтед», как многому они научились на своих ошибках, и о том, что сейчас способны творить чудеса, а Эссуис и Иссерли – так, проба пера, грубая поделка. В справедливом мире ей бы дали возможность перед смертью привязать этих хирургов к столу и тоже немного над ними поэкспериментировать. Пусть смотрят, безъязыкие, как она удаляет им гениталии. А рот она им заткнет их собственными отрезанными хвостами – пусть пожуют. И тогда Иссерли увидит, как сожмутся от боли их анальные отверстия, когда она будет всаживать стальные спицы им в позвоночник. Как нальются кровью их глаза, когда она будет подправлять им физиономии острой сталью.

Иссерли включила телевизор и приступила к упражнениям.

– Я не смогу прожить жизнь без любви, – прошептал чей-то голос в темной спальне. Изображение материализовалось: черно-белая маленькая водселиха прижималась к широкоплечему самцу, который смотрел куда-то в сторону, может быть, на небо.

– Не будь дурочкой, – пожурил он ее. – Все будет хорошо.

Иссерли протянула ногу к телевизору и переключила канал как раз в тот момент, когда на нем появился самолет, вылетающий с крутящимися пропеллерами из мрачных на вид туч.

Экран заполнили цветовые пятна – теплые, мягкие и переменчивые. Камера отъехала назад, сфокусировавшись на переливающемся всеми цветами радуги стеклянном кружке, зажатом между указательным и большим пальцами гигантской руки, который больше всего походил на покрытое каплями супа стекло от очков.

– Подобные культуры, – сказал чей-то безапелляционный голос, – возможно, в состоянии произвести лекарство от рака.

* * *

Иссерли стояла, зачарованная разведенным ею костром. На этот раз она положила в него гораздо больше веток и сучьев, чем обычно, и в тусклом свете зари пламя казалось золотисто-оранжевым. Не без труда она поднялась с корточек и прошла мимо машины, которая уже стояла у входа в гараж и урчала, готовая отправиться в путь. Иссерли доковыляла до коровника, шаркая подошвами ботинок по каменистой почве. С основанием ее позвоночника, несмотря на все проделанные упражнения, что-то по-прежнему было не совсем так.

– Иссерли, – сказала она в интерком.

Никто не ответил, но большая металлическая дверь отъехала в сторону. Сразу за дверью, как она и ожидала, находился большой пластиковый пакет с личными вещами последнего водселя. Иссерли схватила его и поспешно покинула коровник, на тот случай, если ночной дежурный вдруг выберется из подземелья, чтобы поболтать с ней.

Вернувшись к костру, она извлекла из мешка ботинки водселя, его пуловер и костюм, облепленный собачьей шерстью, а затем принялась изучать все остальное. Изучать было почти нечего: под пуловером седовласый носил заляпанную футболку, а нижнего белья у него вообще не имелось. В карманах пиджака было пусто, а в карманах брюк обнаружились только бумажник и ключи от машины.

Положив пуловер на багажник машины, чтобы уберечь его от росы, покрывавшей траву, она щедро обрызгала пиджак, брюки и ботинки бензином, а затем бросила их в огонь. После этого у нее на руках осталось огромное количество собачьих волос. Иссерли не хотела обтирать руки о свою одежду, решив, что волосы постепенно отлипнут сами собой.

Кряхтя от боли, она наклонилась, чтобы осмотреть бумажник. Он был толстым, по сравнению с теми, что ей приходилось видеть раньше, но содержимое оказалось весьма однообразным. Вместо обычного набора пластиковых карточек, удостоверений и разрешений, адресов, визитных карточек и расходных ордеров, там лежали только деньги и какая-то бумажка, старательно сложенная несколько раз, словно карта. Толщина бумажника была вызвана исключительно большим количеством наличности: несколько монет и толстая пачка банкнот – в основном двадцаток, да еще десятки и пятерки, в сумме – 375. Иссерли никогда раньше не видела так много денег сразу. На эту сумму можно было купить пятьсот тридцать пять литров бензина, или сто девяносто два флакона голубого шампуня, или больше тысячи одноразовых станков… или… или пятьдесят семь бутылок ферментированного картофельного сока, который упоминал седовласый водсель. Она положила банкноты в карманы своих брючек – поровну в каждый, чтобы оттопыривались не так сильно.