Побудь здесь еще немного

Пока Пес был занят дружбой с Женщиной, он везде ходил за ней, редко покидая свой пост у подъезда, на рынке произошли некоторые перемены. Бесхозную будку сапожника занял мясной человек Погосян. Его жена и три взрослые дочери своими силами пристроили кирпичное помещение попросторней, провели электричество, заново выкрасили переднее окно и навесили крепкую дверь. Папа Погосян подвозил полуфабрикаты с птицефабрики, а его женщины бойко торговали с раннего утра и до позднего вечера. На бетонный приступок покупательницы ставили сумки и кошелки, отсчитывая деньги. Когда Пес вернулся, его место оказалось занято. Но не таков был Пес, чтобы уступить людям. Он здесь хозяин, и точка. Ежедневно Погосян гнал его с приступка палкой. Пес только лаял и бросался на нее, каждый раз возвращаясь обратно. Торговля зачахла. Редкая хозяйка согласилась бы выдержать стычку со злобной псиной ради того, чтобы купить куриную котлетку или окорочок. Погосян был в принципе человеком добрым и животных скорее любил, чем наоборот. Где-то там, в теплой стране, остался его домик с садом и желтоглазый цепной кобель Мамай, готовый за хозяина в огонь и воду. Но Родина теперь была далеко, там тепло, но голодно, а здесь хорошая работа и уже вид на жительство, квартира в рабочем поселке. Только здесь мороз, и надо заработать на четыре шубы и на свадьбу старшей дочери. Вот он и ездил на «Газели», как челнок, ежеутренне встречая сумасшедшего Пса на ступеньках своей основной торговой точки.

Да. Погосян был человек в принципе не злой, поэтому он взял много крысиного яда и затолкал под кожу некондиционного куриного окорочка. Яду взял много, чтоб сразу, и сверху еще перемотал ниткой. Приготовленную таким образом курицу он оставил вечером у бетонной ступеньки магазинчика. Рано утром Пес сожрал ее в одиночестве, пока никого еще не было на рынке, а к утру следующего дня издох, и страшные его муки продолжались целые сутки на глазах у всего района. Видно, яд был какой-то некачественный, или с дозой Погосян просчитался.

За день Пес с трудом преодолел путь от рынка до кромки сквера. Внутренности его крутило и пекло огнем, временами тело переставало слушаться. Тогда он ложился на ледяной снег, и боль, казалось, чуть-чуть отходит. Он немного спал, и ему снились сны. Снились гаражи, летний, ярко-зеленый склон холма перед домами. Снился шершавый язык матери и ее теплый бок, снилась Белая и темный провал подвала, в котором жили ее щенки. Но чаще всего мерещилась стальная струна шоссе, запах горячей городской пыли, размеренный бег тяжелых и сильных лап. Он чувствовал, как они ударяются о покрытие дороги, отталкиваются и несут, несут его вперед. Тут он обычно приходил в себя, с трудом поднимался на эти лапы, непослушные и слабые теперь, и брел вперед. Иногда, когда боль становилась совсем невыносимой, он валился на спину и катался, визжа и подвывая, но потом снова шел и шел. Никто не подходил к нему, не заговаривал, не хотел помочь или наоборот — добить. Погосяны, однако, торговать не стали, заперли магазинчик и ушли.

К ночи Пес наконец добился, чего хотел. Он заполз в подъезд, где жила Женщина, и рухнул там, у батареи внизу, не в силах одолеть последние десять ступеней до ее двери. Боль в тепле проснулась и вгрызлась волчицей, тогда он собрал последние силы, присел, опираясь на трясущиеся лапы, и завыл. Он выл самым долгим и тягучим воем, из самых недр собачьей души, закинув изуродованную темную морду и закрыв глаза. Пел Последнюю Песню Собачьему богу, как его далекие серые предки в лесах пели перед смертью песни своим богам. И он хотел спеть ее здесь.

Никто из соседей не вышел из квартир, вышел только муж Женщины с палкой, еще не зная, что палка не понадобится. Пес все выл, а Женщина лежала в своей постели, положив на голову подушку, и плакала. Господи, Господи! Они плакали вместе, разделенные стеной квартиры — Пес и Женщина. Много дней потом ей мерещился этот вой, за звуком телевизора, льющейся воды или просто в тишине, и много дней она не могла сдержать слез.

Пес, который мучил ее живой, и мертвый не дал покоя. Он теперь лежал в палисаднике соседнего дома, и был виден Женщине из окна кухни. Она должна была пройти мимо него в детский сад с Данилкой, потом обратно — до магазина и рынка. Свернуть к поликлинике, издалека замечая темное пятно на снегу. Стояли морозы, тело Пса застыло, и его слегка припорошило снегом, но Женщина знала, что он там. В любое время дня и ночи он лежит там примерзший, вытянув лапы, и никому, кроме нее, нет дела до его смерти.