Почем фунт лиха

Я приосанилась, давая понять, что ни перед чем не остановлюсь в борьбе за справедливость, и строго, с нарастающей угрозой сказала:

— Не старайтесь меня запутать. Я говорю о двухкомнатной квартире, о квартире Клавдии.

Дмитрий посмотрел на меня с огромным интересом, так, как должен был посмотреть в первый миг нашей встречи.

— О двухкомнатной? — переспросил он и тут же рассмеялся. — Простите, я что-то не пойму цель вашей миссии. Неужели Клавдия собралась продавать свою квартиру и ехать ко мне?

— Не знаю, собралась ли она это делать, но твердо знаю, что родственники ей этого не позволят, — решительно заявила я.

— И правильно сделают, — не менее решительно поддержал меня Дмитрий. — Вот это будет настоящая глупость. Она намекала когда-то на это, но я так серьезно воспротивился, что, думал, больше мы к этому не вернемся. Это не лезет ни в какие ворота.

«Да о чем он? — растерялась я, чувствуя полную беспомощность. — „Это“ да „это“. Что „это“? Я уже не понимаю ничего».

— Да что об этом говорить, — продолжил Дмитрий. — Срок доверенности истекает через месяц. Вряд ли Клавдия успеет за это время уладить мои проблемы, если ей года оказалось мало.

— О какой доверенности вы говорите? — делая «глаза», спросила я.

— Вы не в курсе? — удивился он. — Клавдия вам не рассказала?

— Что-то говорила, но я не очень поняла. Если можно, объясните, пожалуйста.

— Дела в Коломне требуют моего постоянного присутствия, поэтому продажу своей квартиры я поручил Клавдии и оформил у нотариуса доверенность на проведение всех операций, связанных с продажей. Доверенность выдана на год. Ровно через месяц срок истекает, и мне придется ехать в Москву оформлять новую. Но не в этом проблема. Я понимаю, Клавдия против этой продажи, она боится, она всего боится, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.

«Дура Клавдия! Да с таким мужиком я бы всю жизнь пила шампанское! Вот так номер! Он и не собирался продавать ее квартиру. Он писал о своей. Тогда зачем Клавдии понадобилось убивать меня? Пропал мотив. Кому-то выгодно подставить Клавдию. Значит, убийца жив, мотив его мне неизвестен и могут быть новые убийства».

— Простите, мне надо срочно в Москву, — сказала я Дмитрию, хватая его за локоть и устремляясь к «Ягуару». — Там ждут неотложные дела.

— Да, да, конечно, — не возражал он, — но зачем вы приезжали?

— Потом все объясню, — пообещала я, заскакивая на переднее сиденье и командуя Дане:

— Трогай!

— Когда потом? Что с Клавдией? — прокричал Дмитрий мне вслед.

— Все в порядке! — солгала я, высунувшись из окна «Ягуара». Хотя кто знает, что именно нужно считать порядком.

Дмитрий с озадаченным видом остался стоять и смотреть мне вслед, а я всеми мыслями устремилась в Москву. Я не задала ему всех вопросов, которые интересовали меня до поездки. Новость о продаже другой квартиры резко поменяла ситуацию. Было над чем задуматься. И я задумалась.

Глава 24

Вернувшись домой, я заявила Алисе:

— Завтра едем в Питер.

— Не поеду, — отказалась она.

— Но мне нужно.

— А мне нет.

Я не ожидала такой черствости.

— Пойми, глупая, — возмутилась я, — промедление смерти подобно. Если останусь тут, возможны новые убийства.

— Так поезжай одна, — отрезала Алиса. — Не могу я ехать без Германа. Надо держать марку. Вот если бы он сам за мной приехал…

Какая наглость! Изменять родному мужу с каким-то проходимцем, а потом еще выдерживать марку. Вот у кого надо учиться жизни — у глупой Алисы!

Я дождалась, пока она отправится в ванную, и позвонила Герману.

— Ты думаешь забирать свою жену? — прямо спросила я.

— А что, она тебе надоела? — последовал флегматичный вопрос.

— Мне надоели ее стоны, надоело слушать, как она по тебе скучает.

Герман оживился.

— Правда? Скучает? И давно это с ней?

— Давно. Сразу же, как вышла из больницы, — с энтузиазмом врала я, — начала скучать. И в больнице все разговоры только о тебе. Алиса тоскует и вот-вот впадет в депрессию.

Алиса и депрессия — вещи несовместимые. Об этом известно всем, кроме ее мужа. Герман заметно разволновался.

— Она страдает? — принялся теребить он меня вопросами. — Она раскаивается? Я решила сделать хитрый ход:

— Ей не в чем раскаиваться.

Герман опешил.

— Как не в чем? Не советую водить меня за нос. Я знаю про этого Сибирцева.

— Ты знаешь только то, что она говорила ментам, а ментам она говорила то, что нужно мне. Можешь приехать и посмотреть, что она говорит сейчас.

Она изменила свои показания.

— Зачем? — закричал Герман. В его голосе слышались отчаяние, надежда и сомнение. Я поняла, что нахожусь на верном пути, и смело продолжила:

— Так надо. Если меня не убьют, все узнаешь, а пока не задавай лишних вопросов. Сейчас могу сказать лишь одно: жена твоя — святая женщина и верная подруга, к тому же ангел. Еще она само благородство, поэтому приезжай поскорей и забери ее.

Жить с ангелом невыносимо.

После таких слов Герман разволновался еще сильней.

— Соня, так она все это для тебя? — замямлил он. — Соня, это правда?

— Да, у меня чрезвычайно сложное положение. Вопрос жизни и смерти. Алиса очень мне помогла.