Почем фунт лиха

С одиночеством я пытаюсь бороться любовью. Это то же, что лечить солью открытую рану. Я молодая, красивая, талантливая, умная и сильная, поэтому никому не приходит в голову, что я несчастна.

— Разве тебе нужна чья-то забота? — спросила Нина Аркадьевна, и прежняя стена вновь выросла между нами.

— Нет, я железная, — ответила я. — Я, как Микки Маус, всех вас спасу. Сегодня же уеду в Москву. Нина Аркадьевна уронила голову в ладони.

— Сонечка, я не хотела тебя обидеть, — заплакала она. — Я не хотела…

Прежняя стена мгновенно рухнула.

— Не хотела и не обидела, — успокоила я тетушку. — Мне и в самом деле пора домой. Загостилась. А вы приезжайте, обязательно приезжайте.

Я обняла Нину Аркадьевну, прижала к себе ее худенькие, совсем как у Клавдии, плечики и… не расплакалась.

— Мы приедем, — пообещала тетушка. — Обязательно приедем.

Глава 26

Все эти дни в голове моей шли сложные процессы осмысления того, что само по себе казалось немыслимым, иррациональным. Когда я пыталась связать полученные факты, выходило такое, от чего почва уплывала из-под ног. Я тут же сдавалась и говорила себе, что в моих выводах одни ошибки, но новые факты приводили к одному и тому же.

Вот и теперь, войдя в свою московскую квартиру я складывала полученную в Питере информацию и так и этак, но не получала ничего утешительного. Все варианты — хуже не бывает. Для меня.

Я сбросила туфли, надела шлепанцы и остановилась перед зеркалом. Фу, ну зачем я это сделала. Как все-таки дорога не украшает женщину. С возрастом это становится особенно заметно. Нет, скоро я буду выглядеть на все свои сорок, что и неудивительно при таком образе жизни. Надо принять ванну, выспаться, а потом отправиться на массаж.

И непременно надо снять это старушечье платье! С какого перепугу я его на себя нацепила? Конечно, доставлять удовольствие Нине Аркадьевне — дело благое, но не до такой же степени. Во всем надо меру знать.

С этой мыслью я отправилась в ванную и до отказа открыла кран горячей воды.

Телефонный звонок вырвал меня из волшебного мира и погнал в прихожую. Я не сразу поняла, с кем разговариваю — так путанна и сбивчива была женская речь, несущаяся лавиной, сплошным нескончаемым потоком.

В конце концов я кое-как установила, что это соседка Сибирцева душечка Мария Федоровна. Когда она со всеми подробностями рассказала о прелестях отдыха на Черноморском побережье, откуда вернулась ее дочь, и об установившихся там ценах на мясо и фрукты, я, благодаря своей исключительной ловкости, исхитрилась протиснуть в ее повествование один маленький вопросик:

— Вы нашли адрес того красивого мужчины, приятеля Сибирцева?

Наградой за мое терпение последовал ответ:

— Да, нашла, — сказала соседка и без преамбул , (что удивительно) начала диктовать:

— Лебедев Дмитрий Александрович, город Коломна…

Дальше я не слушала. Дальше просто некуда. Точнее, есть куда — в Коломну.

Я помчалась в Коломну в чем была, а была я, если вы не забыли, в сером старушечьем платье, рекомендованном мне Ниной Аркадьевной. В этом дурацком платье мое сходство с той элегантной печальной дамой (в черной кружевной шляпе) было так незначительно, что Дмитрий Александрович узнал меня не сразу. Дорожная пыль и отсутствие на моих щеках дорогих прозрачных румян тоже способствовали этому.

Когда я замолотила кулаками в ворота, Лебедев вышел почти мгновенно и воззрился на меня с видом «какого черта?»

После того как я представилась, вид его поменялся и говорил уже о другом; «Ну вот, повадилась…»

По запаху, исходящему от него, бывалый Аким мог бы с ювелирной точностью установить, сколько дней человек пьет. Я таким опытом не обладала, а потому предположила, что дня три.

Почему человек пьет? Судя по письмам, он не запойный. Значит, у него горе. Значит, узнал о гибели Клавдии.

Я поежилась, но Дмитрий отнесся ко мне доброжелательно, пригласил в дом, на ходу бросив все же горький упрек:

— Почему тогда не сказала? Ведь за этим же приезжала.

— Не смогла, — призналась я, усиленно гадая, имеет ли он отношение к убийствам и покушениям.

Если по дороге в Коломну я была уверена, что имеет, то теперь, заглянув в его честные глаза, поняла — причастность Дмитрия к убийствам не очевидна.

В доме было на удивление чисто. Следы пьянства сосредоточились в одном месте: под столом в виде нескольких пустых бутылок из-под водки. На столе стоял портрет Клавдии.

«Пьет и слезами поливает», — с завистью подумала я, вспомнив свои похороны.

— Есть хочешь? — спросил Дмитрий.

— Нет, — солгала я.

— Тогда зачем приехала? Интересный вопрос.

— Мне нужно найти Лаврентия, — выпалила я, жадно всматриваясь в лицо Дмитрия.

Как в таких случаях говорится, ни один мускул не дрогнул на его лице. Лишь промелькнуло слабое удивление.

— Зачем он тебе?

— Моя подруга встречалась с его братом, который умер. Она хочет встретиться с Лаврентием, передать кое-какие личные вещи покойного и вообще…

Дмитрий резко подался вперед.

— Серега умер?! — закричал он. — Не может быть! Он же еще пацан.

— Несчастный случай, — пояснила я и, не желая вдаваться в подробности, добавила: