Почему Беларусь не Прибалтика

Литовский случай — это идеальный тип нациестроительства в Восточной Европе: национальное государство создаёт гуманитарная интеллигенция, ранее создавшая национальную культуру и письменную традицию из устного народного творчества и сельских художественных промыслов, и основателем государства становится собиратель местных мифов, сказок и легенд.

Схожим образом проходило национальное пробуждение в Латвии с той лишь разницей, что для латышей была актуальна задача преодоления немецкого, а не польского влияния. Коренное население Лифляндии и Курляндии находилось в кабале у остзейских немцев — потомков крестоносцев Ливонского ордена, пришедших на эти земли в XIII веке. В центральном для латышского национального движения тексте — «Лачплесисе» Андрея Пумпура, созданном на основании народных легенд, медвежеухий богатырь Лачплесис борется с Чёрным Рыцарем, под которым недвусмысленно подразумевалась немецкие бароны.

Но главными активистами первой «Атмоды» (национального пробуждения латышского народа) в Латвии, как и в Литве, были национально мыслящие гуманитарии. Латышскую интеллигенцию сформировало движение «младолатышей» — латышских писателей, фольклористов, этнографов, публицистов, бывших в то же время либеральными общественными деятелями, стремившимися к формированию у латышей национального самосознания.

Следующее после младолатышей поколение национальной интеллигенции во главе с поэтом Янисом Райнисом и фольклористом Кришьянисом Бароном уже ставило вопрос о политической самоорганизации и особом положении латышских губерний в Российской империи.

На рубеже XIX–XX веков на основе латышских интеллигентских кружков и клубов по интересам начинается партийное строительство.

Но самым интересным было национальное движение в Беларуси. Белорусы не нуждались в собственном национализме, поскольку воспринимались и в большинстве своём сами себя воспринимали как обособленная часть триединого русского народа, объединившегося с целым в результате разделов Речи Посполитой.

Поэтому белорусской гуманитарной интеллигенции, бравшейся за изобретение новой нации, для успеха своей затеи необходимо было опровергнуть аксиомы о братских узах белорусов с великороссами и малороссами и России как естественном защитнике православных жителей Северо-Западного края от тех же поляков.

Для решения поставленной задачи использовалось создание из местного говора нового литературного языка, преувеличение местных культурных особенностей до уровня особой национальной культуры и обращение к истории своего края, при котором отмежевание основоположников белорусского национализма от поляков и литовцев («жмуди») причудливым и непостижимым образом сочеталось со взаимодействием с ними же.

Одной из первых концепций белорусского национализма была краёвость — «тутэйшая краевасьць». Это идея объединения всех коренных жителей бывшего Великого княжества Литовского на основании их географического родства и принадлежности к общему историческому проекту, которые требовали бы автономии Северо-Западного края от Российской империи или вовсе его полной независимости. Этническая принадлежность коренных жителей (тутэйших) при этом отбрасывалась как второстепенное.

«Войниловичи не пришли ни с Востока, ни с Запада — они коренные, местные, кость от кости, кровь от крови того народа, который когда-то хоронил своих предков в этих курганах (сегодня — на сельских кладбищах) и родную белорусскую землю сохой пашет», — писал о своей идеологии Эдвард Войнилович, по национальности считавший себя поляком.

«Кожны з нас, мужык або шляхціч, на зямлі Літвы ці Беларусі мае аднолькавае права з годнасцю звацца літоўцам, палякам альбо беларусам. Кожнаму з нас належыць зямля пад нагамі, неба над галавой і вялікая мінуўшчына краю. І гэтыя правы, прынятыя ад гісторыі, сённяшні дзень перадае будучыні», — писала в 1905 году сторонница тутэйших Констанция Скирмунт. — Толькі краёвая ідэя, якая тут, на месцы, ёсць для нас цэнтрам цяжару і крыніцай дзейнасці, запальвае сэрцы здабываннем больш шчаслівай будучыні для гэтай роднай зямлі, якая трапіла ў асаблівую небяспеку»[7].

Новую страну (или хотя бы автономию в составе Российской империи) отдельные адепты «краёвой» идеи хотели назвать Крывией, себя именовали кривичами — в память о племени кривичей, считавшемся тутэйшими балтским, а не восточнославянским.

Важнейшая составляющая концепта Крывии и крывского народа — это отказ ассоциировать себя с Россией, а белорусский народ считать братским русскому.

«Мы Крывичи, а не Русь Литовская, Варяжская или Московская, Белая или Чёрная», — писал один из ведущих корифеев белорусского национализма Вацлав Ластовский.

Отрицание себя как Руси логичным мнением приводит к отрицанию православия (здесь уместно сказать, что название племени «кривичи» исследователи связывают с титулом верховного жреца у балтских народов — Криве). Поэтому в отдельных, наиболее маргинальных группах белорусских националистов до сих пор сохраняется интерес к балтскому язычеству.