Читаем Почему и я христианин полностью

(Божественная Комедия", Чистилище, XV, соответствует Евангелию по Луке, гл.2). Сохранились и другие евангельские свидетельства, что это было совсем не идиллическое, а трагическое Материнство (по Матфею, гл.12, по Марку, гл.3, по Луке, гл.8, гл.11). Еще до Голгофы стало сбываться пророчество: "А Тебе Самой оружие пройдет душу" (по Луке, гл.2). Церковная поэзия правдиво изображает, как Мать страдала и умирала с Сыном на Кресте. "Увы Мне! Увы Мне, Чадо Мое! Увы Мне, Свете Мой и утроба Моя возлюбленная"… "Свет Мой и радость Моя во гроб зайде: не оставлю Его единого, здесь же умру и спогребуся Ему"… Зато и в торжестве Воскресения — Матери отводится первое место: "Ликуй ныне и веселися, Сионе, Ты же, Чистая, красися, Богородице, о восстании Рождества Твоего". Так перевели смиренные переводчики греческое: о восстании РодимогоТвоего, Ребенка Твоего… Богоматерь — не только личный, Она — космический Образ. В Ее Лице все матери и вся "Материя", все Человечество и вся Тварь рождают Христа. "О Тебе радуется, Богодатная, всякая тварь"… У Достоевского:

"… А тем временем и шепни мне, из церкви выходя, одна наша старица, на покаянии у нас жила за пророчество: "Богородица что есть, как мнишь? "Великая Мать, — отвечаю. — Упование рода человеческого". — "Так, говорит, Богородица — великая мать Сыра Земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная и всякая слеза земная — радость нам есть; а как напоишь слезами своими под собой землю на пол–аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься"…

("Бесы", речь Хромоножки). Не могу объяснить себе волнения, с которым всякий раз вспоминаю эти удивительные стихи:

"Земля–Владычица! К тебе чело склонил я,И сквозб покров благоуханный ТвойРодного сердца пламень ощутил я,Услышал трепет жизни мировой".

(Владимир Соловьев). Личный и космический образы сливаются в нашем почитании Божией Матери, — и невозможно до конца это осмыслить. В Восточном христианстве и особенно в Католичестве бывают крайности, дающие повод упрекать нас в возрождении языческих культов Богини–Матери. Не надо полагать, что и в язычестве это было очень глубоко. Ибо мы по опыту знаем, что бывает в материнской любви воистину нечто Божественное.

*

"И паки грядущаго"… Пророчество Нового Завета. "И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба. и силы небесные поколеблются. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою" (по Матвею, гл.24). "Приидет же день Господень как тать в ночи, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят" II послание Петра, гл.3). "Впрочем, близок всему конец" (там же, гл.4). Второе Пришествие Христа по евангельским и апостольским предсказаниям произойдет после космической катастрофы — уже вне нашего пространства и времени. Это значит, что Второе Пришествие не может быть истолковано на в каких терминах нашего видимого мира. Как "некуда" было Христу физически "возноситься" — так "некуда" уже Ему будет и физически "приходить"… Второе Пришествие — СИМВОЛ. Это символ Явления Христа во славе — ЯВЛЕНИЯ ДЛЯ ВСЕХ, для всего человечества, в противоположность Первому Явлению, когда Он был открыт столь немногим. Как это будет? Мы не знаем.

"… Будем откровенны: МЫ НЕ ЗНАЕМ, о чем мы говорим, когда говорим о Втором Пришествии Иисуса Христа для суда, О Воскресении мертвых, о вечной жизни и вечной смерти. Писание так часто свидетельствует о том, что все это будет связано с новым глубочайшим постижением, — видением, по сравнению с которым все наше теперешнее видение окажется слепотой"…(Карл Барт). Не совершится ли это в нашем "личном светопреставлении" — в личной СМЕРТИ? Тогда для каждого из нас солнце померкнет и тогда все мы, вместе со всеми, кто жил до нас и кто будет жить после нас на земле, предстанем Господу в Таинственной Вечности.

*

Первый догмат христианства оканчивался словами: "И в Духа Святаго". За этим знаменательно кратким исповеданием пребывала реальность духовного опыта древней Церкви. В действии Духа святаго и заключается тайна первохристианства. как ни велико было обаяние Личности Христа, как ни убедительны были для неверующих Явления Его Воскресения, — все это могло иметь влияние только на горсточку очевидцев и по смерти их должно было бы вскоре забыться… Какая же Сила вдохновляла христианские общины, мучеников, проповедников, — все это Движение, выросшее во всемирную Церковь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Этика Михаила Булгакова
Этика Михаила Булгакова

Книга Александра Зеркалова посвящена этическим установкам в творчестве Булгакова, которые рассматриваются в свете литературных, политических и бытовых реалий 1937 года, когда шла работа над последней редакцией «Мастера и Маргариты».«После гекатомб 1937 года все советские писатели, в сущности, писали один общий роман: в этическом плане их произведения неразличимо походили друг на друга. Роман Булгакова – удивительное исключение», – пишет Зеркалов. По Зеркалову, булгаковский «роман о дьяволе» – это своеобразная шарада, отгадки к которой находятся как в социальном контексте 30-х годов прошлого века, так и в литературных источниках знаменитого произведения. Поэтому значительное внимание уделено сравнительному анализу «Мастера и Маргариты» и его источников – прежде всего, «Фауста» Гете. Книга Александра Зеркалова строго научна. Обширная эрудиция позволяет автору свободно ориентироваться в исторических и теологических трудах, изданных в разных странах. В то же время книга написана доступным языком и рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Исаакович Мирер

Публицистика / Документальное