Почему я люблю Россию

Дон Бернардо заглядывал далеко вперед; он был движим страстью апостола, непоколебимой верой влюбленного, преданностью раба, воодушевлением ребенка, искренностью «нищего духом». Он был Божиим скитальцем. Его заслуженно можно вписать в духовную традицию Востока, назвать наследником русских странников. Этот титул он заслужил в большей мере, чем все остальные вместе взятые; услышав об этом, он бы, наверное, радостно улыбнулся.

Мы беседовали с ним от случая к случаю — по телефону или во время его приездов в Италию. Желали друг другу счастья. Он называл меня «золотым пером» католической журналистики. Произносил слово «перо» в манере, которую нельзя было спутать: бесконечно тянул звук «р-р-р-р». И над этим нельзя было смеяться, потому что это не была ни риторика, ни излишняя вежливость. Просто это шло от abundantia cordis (избытка сердца — прим. пер.). Он не знал меры в добре. Буквально в прошлую субботу один близкий человек сказал дону Бернардо, что если он хочет жить подольше, то обязательно должен отдохнуть. Невозможно было, чтобы дон Бернардо ответил иначе, чем: важно не жить долго; важно — все отдать.

Дон Бернардо служил в России с 1991 г., после двухлетнего «штурма» цитадели русского языка. И он глубоко пустил корни в эту землю, она стала для него второй родиной. Он изучал русский язык со стремительностью и «одержимостью» влюбленного. Он говорил, писал и преподавал на десяти языках. В последние годы познакомился даже с китайским и уже делал определенные успехи. Если бы Бог призвал его и туда, он был бы в полной готовности.

Три года назад я приезжал в Санкт-Петербург на рукоположение первых священников, воспитанных в семинарии, которая благодаря дону Бернардо крепко встала на ноги после восьми десятилетий воинствующего атеизма, загнавшего Церковь в катакомбы. Когда закончилась литургия, на которой присутствовали гости из разных стран, мы с ним крепко обнялись, не проронив ни слова, со слезами на глазах. Мы испытали на себе силу Пятидесятницы и могущество Воскресшего. Они были явлены нам наяву, подобно тому, как житейское богословие всегда опережает книжное.

Чего стоила семинария дону Бернардо, можно узнать из разных источников. Телекамеры всего мира запечатлели физическое насилие, которому он подвергся, когда, «вооружившись» дароносицей и статуей Фатимской Богоматери, требовал возвратить верующим храм, в котором в советские времена был устроен склад и фабрика. Он познал и настоящий голод, когда приходилось несколько картофелин «растянуть» на обед и ужин.

Он с улыбкой вписал несколько страниц в историю экуменизма. Пока ученые мужи вели бесконечные дебаты, он делился всем необходимым с нищими братьями-православными. Все, что присылалось из Италии, неизменно разделялось на две части.

Дон Бернардо, помимо всего, твердо верил в роль СМИ. Он открыл «Радио Мария» и основал католический еженедельник, который назвал «Свет Евангелия». Он регулярно посылал мне свои газеты, хотя единственное, что я мог прочесть — это адрес на конверте. В своей душе он по-настоящему писал золотым пером — пером сердца и сокровища, которое нельзя расточить.

Бруно Фазани,

исполнительный директор газеты

«Верона феделе»

Неутомимый благовестник

Сгусток энергии. Казалось, что дон Бернардо, несмотря на свое хрупкое телосложение, полностью заполнял редакцию «Вероны феделе», войдя в нее. Он обязательно дарил нам один день, приехав летом в отпуск или на Рождество. В остальное время года он часто звонил нам, задавал самые невероятные вопросы: «Какая у вас сегодня погода? У нас пока не очень холодно, всего 20 градусов ниже нуля». Потом следовал каскад новостей. Он рассказывал о своей России, священниках, семинарии, российских чиновниках, православных, которых он называл не иначе как «братья». «А у Вас-то как дела?» — осмеливались мы спросить его. «Прекрасно», — отвечал он с такой улыбкой, что не поверить ему было невозможно. Дон Бернардо был скалой, открытым морем, и невозможно представить, что теперь мы должны говорить о нем в прошедшем времени…