Почему исповедуются короли

К. С. Харрис Почему исповедуются короли

Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха;

а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован.

Книга Притчей Соломоновых, 28:13

ГЛАВА 1

Округ Святой Екатерины, Восточный Лондон,

четверг, 21 января 1813 года

Пол Гибсон, прихрамывая, ковылял по узкой темной улочке. Лицо саднило от холода, пальцы окоченели. Не раз он брел этой дорогой, погруженный в ярко расцвеченные грезы опийной эйфории. Но не сегодня. Сегодня он сжимал зубы и старался сосредоточить внимание на постукивании своей деревянной ноги по обледеневшим булыжникам, на пронзительном детском плаче, принесенном ночным ветром, — на чем угодно, лишь бы отвлечься от безудержного, безумного желания, которое бросало в пот его сухощавое тело и терзало видениями возможного.

Впервые заметив женщину, он счел ее обманом зрения, решил, что ему привиделся смятый ворох из серой шерсти и бархата, лежавший в начале зловонного прохода. Но, приблизившись, разглядел бледное лицо и темный, влажный блеск крови и понял, что она на самом деле реальна.

Гибсон резко остановился. Горло царапал промозглый, солоноватый дух близкой Темзы. «Кошачий Лаз» – так звалась эта узкая улочка, убежище воров, проституток и доведенных до отчаяния обездоленных как из самой Англии, так и из-за ее пределов. На тонком ломтике холодного черного неба, видневшемся между нависающими над головой крышами, осколками разбитого стекла блестели звезды. Сердце Пола бешено колотилось. Он колебался, возможно, неоправданно долго. И все же он был хирургом, посвятившим жизнь спасению людей.

Поэтому заставил себя подойти.

Женщина лежала на боку полусогнувшись, одна рука была вытянута ладонью вверх, глаза закрыты. Гибсон неуклюже присел на корточки рядом с ней, нащупывая кончиками пальцев пульс на стройной шее. Изящно очерченное лицо обрамляла буйная россыпь длинных огненно-рыжих волос, густые ресницы темнели на бледной коже гладких щек, губы посинели от холода. Или от смерти.

Но когда он коснулся незнакомки, ее темные ресницы взметнулись вверх, а из груди вырвался всхлип и прерывистый шепот:

– Sainte Marie, Mère de Dieu, priez pour nous pauvres pécheurs…[1]

– Все хорошо, я здесь, чтобы помочь вам, – мягко уверил Пол, гадая, понимает ли она вообще его слова. – Куда вы ранены?

Теперь он видел, что у пострадавшей полголовы залито кровью. Широко распахнутые, испуганные глаза остановились на нем, затем обратились к разверзнутому черному зеву прохода между домами.

– Дамион… – Вскинув руку, она вцепилась Полу в рукав: – С ним все в порядке?

Гибсон проследил за ее взглядом. Тело мужчины – темная, неподвижная куча – было едва различимо в глубоком сумраке. Он покачал головой:

– Не знаю.

Пальцы незнакомки на его предплечье судорожно дернулись.

– Идите к нему. Прошу вас.

Кивнув, Гибсон поднялся, слегка пошатнувшись, когда вес пришелся на протез и фантомная боль в давно потерянной ноге пронзила тело.

В проходе стоял смрад гнили и нечистот, который перебивал знакомый металлический запах пролитой крови. Мужчина лежал, распростершись на спине, возле груды разбитых бочонков и ящиков. Пол с трудом разглядел некогда белоснежные складки галстука, шелковистый блеск того, что было нарядным жилетом, а теперь превратилось в пропитанное кровью, искромсанное месиво.

– Скажите мне, – простонала рыжеволосая. – Скажите, что он жив.

Но Гибсон молчал, оцепенело уставившись на труп перед собой: широко раскрытые, невидящие глаза, мертвенно-бледное привлекательное молодое лицо, коченеющие на холоде раскинутые руки. Кто-то с бесчеловечной жестокостью, свидетельствующей о почти безумной ярости, раскроил убитому грудь. А там, где должно быть сердце, зияла окровавленная пустота.

ГЛАВА 2

Пятница, 22 января 1813 года

Сон начался, как это часто бывало, с золотого солнечного света и детского смеха, летевшего по пахнущему апельсиновым цветом бризу.

Себастьян Сен-Сир, виконт Девлин, беспокойно заметался в постели, поскольку слишком хорошо знал, что последует дальше. Топот несущихся галопом лошадей. Выкрики команд. Зловещий свист сабель, доставаемых из хорошо смазанных ножен. Он низко застонал. 

Смех сменился криками ужаса. Видение наполнилось ударами копыт и обнаженной стали, темной от крови невинных.

– Девлин…

Глубоко, прерывисто вздохнув, он открыл глаза и ощутил, как нежные пальцы коснулись его губ. В темноте над ним склонилось лицо жены, выглядевшее бледным  в отблесках огня, который еще теплился  в камине.

– Это сон, – мягко шепнула Геро, хотя Себастьян заметил, как обеспокоенно сошлись ее темные брови. – Всего лишь сон.