Почему исповедуются короли (ЛП)

– Никогда не слышал о человеке по имени Баллок? – поинтересовался Себастьян. – Мне его описывали как здоровяка со шрамом на лице. Держит лавку где-то в окрестностях Голден-сквер.

– Кажется, нет, милорд, – покачал головой Калхоун. – Но могу разузнать про него, если вам угодно.

Себастьян кивнул.

– Только будь осторожен. Похоже, у этого типа прескверный характер.

ГЛАВА 11

Суббота, 23 января 1813 года

Правя сливочно-белой четверкой из конюшни О'Мэлли, Себастьян еще до рассвета выехал из Лондона в сопровождении своего грума Тома, крепко державшегося за высокое сидение в задке экипажа. Мальчишка служил у виконта уже два года, с тех самых пор, как попытался обчистить его карманы в таверне на окраине Сент-Джайлза. Себастьян, обвиняемый в убийстве, которого не совершал, тогда играл в кошки-мышки с законом. Юный беспризорник спас ему жизнь, за что Себастьян до сих пор чувствовал себя в неоплатном долгу, хотя Том твердил, что все счеты давно сведены.

Экипаж проносился через туманные луга с белой от инея травой, по сонным деревням с каменными, крытыми соломой коттеджами и рябившими под ветром запрудами, где в прибитых морозом камышах на мелководье промышляли утки. В розовой дымке над голыми вязами и березами уже взошло солнце, а путники все мчали и мчали вперед, скачущая галопом четверка поглощала милю за милей. Ходившие ходуном конские бока заметно потемнели от пота к тому времени, когда Том подул в рожок, требуя подменных лошадей.

– Ни в жисть мы не поспеем до Хартвелл-Хауса за три часа, – критическим взглядом окинул грум свежую упряжку.

– Поспеем, – ухмыльнулся Себастьян, захлопывая крышку карманного хронометра.

Они добрались до места назначения за два часа и пятьдесят минут.

Хартвелл-Хаус[8], небольшое элегантное поместье тюдоровских времен, вот уже четыре года как было арендовано изгнанными Бурбонами. Поговаривали, будто владелец поместья, сэр Джордж Ли, не в восторге от обращения королевской семьи с его имуществом. Останавливая экипаж на неровной гравийной дорожке перед особняком, Себастьян подумал, что сэра Джорджа нетрудно понять.

В почтенных древних стенах были грубо пробиты новые окна, на крыше хлопало на холодном ветру развешенное сушиться истрепанное белье. Некогда роскошный газон там и сям был распахан под овощные грядки; воздух полнился блеянием коз и кудахтаньем кур.

– Видок похуже, чем на зачуханном заднем дворе в Сент-Джайлзе, – заметил Том, бросаясь принять поводья.

– Не Версаль, да?

Мальчишка недоуменно наморщил острое личико:

– Вер… чего?

– Версаль. Роскошный дворец, служивший домом французским монархам, пока революционеры в 1789 году не заставили королевскую семью переехать в Париж.

– А-а. – Грума объяснение, похоже, не впечатлило. Хотя, опять же, Том ни в грош не ставил чужестранцев, а французов в особенности.

Себастьян легко спрыгнул на землю.

– В конюшне держи ушки на макушке, хорошо?

– Заметано, хозяин! – просиял щербатой улыбкой мальчишка.

Все еще усмехаясь себе под нос, виконт направился к небольшому, обшарпанному портику особняка. Почти всякому, кто явился бы к дочери последнего коронованного правителя Франции без приглашения, в резкой форме отказали бы в аудиенции. Но не Себастьяну Сен-Сиру, наследнику влиятельного графа Гендона, канцлера казначейства. Хотя размолвка между графом и его сыном ни для кого не составляла секрета, мало кто знал ее истинные причины, и ни одна обедневшая царственная особа Европы не стала бы рисковать расположением члена кабинета министров Британии, ведающего финансовыми вопросами.

В результате виконту пришлось прождать в темном холле лишь несколько минут, прежде чем лакей в напудренном парике и поношенной ливрее сопроводил его во двор, а затем за дальнее крыло дома. Мария-Тереза-Шарлотта, Дочь Франции[9], дожидалась визитера у входа в длинную, фигурно подстриженную аркаду, которая простиралась к серебристо мерцавшему в отдалении водоему. Принцесса стояла с одной из фрейлин, устремив взгляд на канал, но при приближении Себастьяна обернулась и кивнула, отпуская лакея.

Себастьян встречал ее и раньше, на различных лондонских балах и приемах. Там она неизменно выглядела до кончиков ногтей королевской дочерью, наряженной в бархат и шелка, блистающей бриллиантами и жемчугами, которые ее мать, Мария-Антуанетта, успела тайно отослать из Франции с верными друзьями в самом начале революции. Сегодня же Мария-Тереза была одета в слегка поношенное темно-зеленое шерстяное платье со скромной кружевной отделкой на высоком вороте и манжетах; немодная, тяжелая шерстяная шаль укутывала ее плечи. Однако ее осанка была поистине царственной, а голова высоко поднятой, когда принцесса шагнула поприветствовать незваного гостя.

– Лорд Девлин, – произнесла Мария-Тереза странно высоким, скрипучим голосом с по-прежнему сильным парижским акцентом. – Как любезно с вашей стороны навестить нас.

Себастьян низко склонился над протянутой ему рукой.

– Благодарю, что соблаговолили принять меня без промедления.