На первый взгляд, причина такого отсутствия нравственных формулировок может показаться обманчиво очевидной: современные интимные отношения основаны на договорной свободе, и такая свобода исключает возможность возложить на кого-то моральную ответственность за уход. Но это объяснение не может дать удовлетворительного объяснения рассказам Ширы или Бриджит, поскольку суть их историй заключается в том, что они чувствуют себя ответственными за то, что их бросили, и, следовательно, недостойными. Именно эта подразумеваемая цепочка причин и следствий формирует структуру этих историй и требует прояснения. Такая цепочка является наглядным примером того, что Маркс и Энгельс называют «ложным сознанием», которое мы можем охарактеризовать тем, что субъект не способен осознать и сформулировать природу и причины своего (социального) страдания и что, пытаясь с этим смириться, он использует чужую — в наших примерах мужскую — точку зрения в ущерб себе. (В наших историях женщина обвиняет себя в том, что ее бросили.) Но в приведенных выше рассказах сам факт того, что точка зрения мужчин так легко сокрушает точку зрения женщин, требует некоторого объяснения. Тавтологично просто предположить, что именно мировоззрение делает это. Ложное сознание само по себе не может быть объяснением, а скорее экспланандумом, тем, что должно быть объяснено. Что из себя представляет механизм, с помощью которого мы приходим к принятию чужой точки зрения и защищаем чужие интересы? Чтобы понять силу и эффективность ложного сознания, мы должны разоблачить его механику, его основные элементы и выявить способы, которыми оно соединяет психическое с социальным. Я утверждаю, что такое ложное сознание — чувство ответственности за то, что тебя покинули, — объясняется тем, что некоторые особенности нравственной вселенной женщин переплетаются с властью мужчин, т. е. со структурой признания в романтических отношениях (и, по всей вероятности, в рамках модернизма вообще); тем, что идеал независимости мешает признанию и действует в рамках принципиально неравной структуры распределения независимости; и тем, что психологические способы объяснения формируют представления о себе и об ответственности. Я бы предложила парадоксальное утверждение, что не
Нравственная структура самобичевания
Основная причина преобразования нравственной структуры вины связана с тем фактом, что противоречие между признанием и независимостью, в общем и целом, устранено с помощью повышенного внимания к независимости посредством терапевтических способов самоконтроля. В терапевтической культуре независимость приобретается тогда, когда субъект способен понять, насколько его прошлое определяет его настоящее. Это, в свою очередь, подразумевает объяснительную модель, в которой неудачи должны рассматриваться как проявления и даже вторжения травмирующих или неразрешенных событий прошлого, которые субъект призван осознать и контролировать. Значительная часть психологических советов утверждает, что если ощущение брошенности, пренебрежение или отстраненность любовников (или угроза этого) причиняют так много боли, то это потому, что обеспокоенный человек имел травмирующий детский опыт, в котором он испытал (реальный или воображаемый) отказ, пренебрежение или отстраненность. Таким образом, даже если терапия и не ставит своей целью возложить на субъектов ответственность за их неудачи, на практике она требует, чтобы они находили причины этих неудач в собственном прошлом и в своем отказе решать личные проблемы с помощью самоанализа и самопознания. Утверждая, что мы всегда являемся добровольными, но слепыми пособниками своей судьбы, терапия возлагает на личность некоторую степень ответственности за свои неудачи и за отказ от любых форм зависимости. В то время как для социологов зависимость является неизбежным следствием того факта, что мы являемся социальными существами и, следовательно, не патологическим состоянием, по мнению психологов, зависимость должна быть устранена, а выбор «эмоционально недоступных» партнеров всегда указывает на неполноценность того, кто делает выбор. Например: