«На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции»[18].
Правда, по поводу данной теории возникает немало вопросов, на что практически сразу же обратили внимание сами марксисты. Возьмем для начала такой: почему Маркс принимал, что производительные силы в общем и целом выдерживают линию на развитие? Действительно, техническое развитие происходит в основном последовательно и необратимо, поскольку люди стараются не выпускать из рук те свершения, которые уже доказали свою полезность для повышения эффективности и благосостояния. Это происходит, в частности, потому, что нам до некоторой степени все же свойственна рациональность, но также и известная доля лени, и такое сочетание порождает склонность к снижению трудозатрат. (Это те самые факторы, в силу которых очереди к кассам в супермаркетах всегда оказываются примерно равны по длине.) Имея уже изобретенный e-mail, мы вряд ли вернемся к записям на глиняных табличках. Мы также располагаем возможностями передавать подобные достижения последующим поколениям. Технические знания редко пропадают, даже если сама техника разрушается. Однако эта истина настолько широка и универсальна, что в конкретных вопросах она мало что проясняет. Например, остается непонятным, почему средства производства в определенные периоды времени прогрессируют очень быстро, но затем могут на века погружаться в застой. Действительно ли крупные технологические прорывы зависят главным образом от господствующей формы производственных отношений, а не от каких-то присущих им внутренних стимулов? Некоторые марксисты рассматривают побуждение к совершенствованию средств производства не как всеобщий закон истории, а как специфически капиталистическое правило. Они справляются с проблемой за счет допущения, что всякий способ производства должен быть заменен на другой, более производительный. Какая-то из точек зрения этих марксистов, включая самого Маркса, является спорной.
Другой не очевидный момент касается тех механизмов, посредством которых определенный социальный класс «выбирается» для решения задач развития производительных сил. Ведь эти силы не есть некий одушевленный персонаж, способный изучать происходящее в обществе и приглашать тех или иных кандидатов на место своего помощника. Правящие классы, разумеется, не стимулируют производительные силы из чистого альтруизма, и при захвате власти задача накормить голодных и одеть раздетых стоит у них отнюдь не на первом месте. Вместо этого они преследуют прежде всего свои личные интересы, присваивая плоды труда других. Но общий принцип в том и состоит, что, действуя таким образом, они невольно способствуют общему развитию производительных сил, а наряду с ними (по крайней мере в долгосрочной перспективе) — росту как материального, так и духовного благосостояния общества. Они создают ресурсы, которые в классовом обществе для большинства остаются недоступными, но такие действия все равно формируют то достояние, которое однажды перейдет в распоряжение всего будущего коммунистического общества.
Маркс определенно считал, что материальное богатство может вредить нашему моральному здоровью. Тем не менее он не считал, подобно некоторым идеалистическим мыслителям, будто между духовным и материальным лежит некая непреодолимая пропасть. По его мнению, развертывание производительных сил влечет за собой раскрытие творческих задатков и способностей человека. С одной стороны, история в целом вовсе не является летописью лучезарного прогресса. Вместо этого приходится наблюдать, как мы, словно в темноте, ощупью и спотыкаясь, из одной формы классового общества, от одного вида угнетения и эксплуатации перебираемся в другую. Однако, с другой стороны, эту суровую повесть можно рассматривать как движение вперед и вверх, поскольку люди приобретают более разносторонние потребности и стремления, вырабатывают более сложные и продуктивные способы взаимодействия, создают новые формы контактов и оригинальные способы действий.