Почему мы болеем

Сразу вслед за этим к моей койке прибежала женщина в белом халате – она оказалась главврачом – и стала грозно спрашивать, почему я хочу отказаться от ребенка и оставить ее в роддоме, ведь у нее не такая уж серьезная патология. Я, конечно, сразу заверила ее, что ни о чем подобном не думала, и в пылу оправданий пропустила мимо ушей ее фразу о нездоровье дочки. Никогда до тех пор мне не приходилось видеть вблизи новорожденных деток, они совсем не такие, как подросшие малышки, которых гордые мамы вывозят в колясках на прогулку. На вид мой ребенок был вполне здоров, у него были крохотные пальчики, носик в пупырышек и очень глубокие глазки, смотрящие на мир очень осознанно. Конечно, меня огорчали первые неудачи с грудным вскармливанием, но дома все более или менее вошло в свою колею. Ребенок хорошо сосал, стал быстро держать головку, улыбался, внимательно следил за движущимися предметами. Поэтому, когда дочке исполнился месяц, и мы принесли ее на плановое обследование в детскую поликлинику, слова невролога прозвучали как гром среди ясного неба.

Мы развернули дочурку на пеленальном столике в кабинете, врач склонилась над ней, и ее лицо стало злым. Она проделала несколько пассов руками, потом небрежно закидала дочку нашими кружевными белейшими пеленками, как тряпьем, и повернулась к нам. Узнав, что мы с мужем оба медики, она сказала примерно следующее. Мол, говорю вам, как коллегам, по дружбе: у вашего ребенка нарушены «пирамидальные» пути в мозге (таких, кстати, нет, есть пирамидные. – Прим. автора), она никогда не будет сидеть, ходить и тем более говорить. Зачем вам на всю жизнь связываться с инвалидом, ухаживать за ним до конца своих дней, откажитесь от нее. Вы молодые, родите себе другого ребенка, нормального и здорового.