Почему мы не любим русских?

– Россия считала себя Третьим Римом. У нас так далеко никто не зашел. Русские, как и мы, видели самих себя в качестве оплота и твердыни христианского мира. В 1980 г., в 600-ю годовщину Куликовской битвы, поэт Евтушенко написал, что если бы русские тогда не разбили татар, то не было бы Эйфелевой башни и культуры Ренессанса и что они спасли культуру Европы. Появлялся тот же самый аргумент, что у нас в Польше в XIX в.: «Мы не могли развивать культуру в такой же степени, как на Западе, потому что должны были ее защищать». В связи с этим русские считали, что когда они защищают культуру, православие, а мы с ними боремся, то тем самым нарушаем славянскую солидарность и вбиваем им «нож в спину».

– В нас видели также Иуду общеславянского дела, трамплин для вероломных предателей-иезуитов, для тех, кто вместо того, чтобы творчески разжигать в себе славянский первоэлемент, идут поверхностным, облегченным путем и по-обезьяньи копируют Запад, хотя ради собственного блага должны держаться вместе с Россией. К счастью, были также – что мы знаем от Мицкевича – и «русские друзья», например декабристы.

– Благородный Бестужев, тот самый, из стихотворного послания Мицкевича «К русским друзьям», в реальной действительности рвался в 1831 г. на борьбу с поляками, которые, по его мнению, никогда не будут искренними друзьями русских. «Кровь их зальет, но навсегда ли? Дай-то Боже», – писал он. И жалел, что сидит в Сибири 1, ибо охотно сразился бы с «панами-добродеями». Декабристы выступали за «Россию великую» и по-своему демократическую, но к полякам они относились вряд ли дружественно.

– У нас есть и другой литератор-пророк – Зыгмунт Красинский и его стихотворение «К москалям». Вот цитата оттуда: «Коль мог бы задушить вас всех в одном объятье / И ввергнуть всех в одну и ту же пропасть, / То после вашего ниспроверженья в ад хотел бы стать…» [перевод подстрочный] Лирический герой не различает угнетаемых и угнетателей, а лишь ненавидит всех русских.

– Мы не любим русских, потому что они победили нас и в политическом, и в военном смысле, а мы старались как-то компенсировать этот комплекс проигравшей и надломленной стороны. Кроме того, у русских не было того, чем они могли бы нам особо импонировать. Мерошевский, один из столпов парижской «Культуры», высказал меткое замечание о том, как нам повезло, что в 1917 г. не победили кадеты, потому что если бы это они внедрили демократию и благосостояние, то поляки оказались бы весьма податливыми к русификации.

- И все-таки определенная русификация происходила.

– Да, но она тормозилась памятью о вооруженных конфликтах, а более всего, на мой взгляд, – репрессиями. Добавим к этому наше ощущение культурного и морального превосходства над русскими.

- Однако в Москве мы в первые годы XVII в. учиняли жуткие вещи. «Не токмо бояр, мужиков и девиц секли, но даже младенцев у материнской груди надвое рассекали». Это фрагмент польского донесения.

– Да, постоянно происходили обращения к прошлому. 1612 год представляет собой одну из нескольких самых важных дат в сознании русских – наряду с 1812-м, 1917-м и Отечественной войной 1941-1945 гг. Польская оккупация Кремля и совершавшиеся тогда жестокости служили и часто продолжают служить оправданием тех актов насилия, которые русские на протяжении трех столетий творили над поляками. Даже резня Праги [правобережного района Варшавы, 1794] считалась справедливым возмездием. Александр Пушкин писал: «И вы, бывало, пировали / Кремля позор и царский плен, / И мы о камни падших стен / Младенцев Праги избивали». Как и сегодня, когда мы начинаем говорить о Катыни, – русские вспоминают о якобы 60-90 тыс. военнопленных, погибших в польском плену в 1920-м.

- Когда мы, говоря о несуверенной Польше, можем говорить о сотрудничестве, а когда – о коллаборационизме? Да и вообще – имеет ли здесь смысл такое слово?

– Не надо смотреть на те времена только через призму тех, кто погибал и страдал. Установлено, что на полмиллиона ссыльных поляков набрались тысячи тех, кто сделал там состояние и карьеру. Это были параллельные течения. В коренной России, чтобы идти ааерх по ступенькам социальной иерархии, не требовалось переходить в православие, как в Царстве Польском.

- А на территории Царства знали об этих польских карьерах и состояниях? Каково было отношение к ним? Сталкивались ли такие поляки с остракизмом?