Читаем Почему мы так одеты полностью

В этом варианте получается 40 тысяч «перекрестков», пересечений нитей на каждом квадратном метре. Это обеспечивает прочность ткани, жесткость, даже несколько чрезмерную, при «шахматном» рисунке. Но, например, при переплетении нитей, называемом саржевым, уточная нить может перекрывать две соседние нити основы. У нас на слуху некоторые наименования тканей: кашемир, бумазея, бостон, диагональ, но все эти ткани характерны именно саржевым переплетением.

Можно вообразить себе и другие варианты переплетений, особенно когда нити не одного или двух, но более цветов — тогда в принципе на ткани получится любой рисунок, словно из крохотной мозаики. Издавна умением выделывать замечательные цветастые ткани из разноцветных нитей славились фламандцы. Однако достигалось это ценой кропотливого ручного труда. На каком-то этапе удалось механизировать главные операции ткачества: образование «зева», проход челнока, да и прибой уточной нити, чтобы она шла вплотную к предыдущей. Но с подачей цветных нитей дело оказалось посложней — нельзя было обойтись без подмастерьев-«дергалыциков». Все время подтягивая нужные нити, они так зарабатывали себе на хлеб.

В 1606 году ткач Донген придумал «узорчатый станок». Механика новинки фламандского умельца была такова: стоило потянуть шнур, в котором сплетались сотни нитей, и они сами располагались в заданном сочетании. Судьба этого изобретения драматична. К английскому королю в связи с распространением предложения Донгена обратились поданные его величества — бедные ткачи. «В последнее время, — жаловались они, — дерзость фламандских ткачей дошла до крайней степени. Они придумали машины для изготовления тесемок, кружев, лент. Причем у них один работник делает больше, нежели семеро англичан. Так что дешевый сбыт их товаров, обогащая их, повергает в нищету всех наших английских «художников».

Последнее слово взято в кавычки, хотя в оригинале оно было тождественно обозначению живописца — ведь изготовить вручную узорчатую ткань было под силу лишь мастеру-искуснику. Передоверить это мастерство механическим элементам, машине — знаменовало собой важную веху на путях прогресса.

К Первой промышленной революции была причастна относительно небольшая часть тогдашнего населения планеты. Но история сохраняет имена тех, кто обозначил. рубежи неудержимого прогресса техники. Напомним, что (в ту эпоху, о которой идет речь, в авангарде технического прогресса шло как раз текстильное производство. В конце XVIII века Э. Картрайт изобрел механический ткацкий станок. То есть такой, у которого был привод. Он мог приводиться в движение энергией из парового котла, а век спустя — электрической. Последовало и множество усовершенствований ткацкого станка. К примеру, русский изобретатель Д. С. Лепешкин в 1844 году запатентовал механический самоостанов при обрыве уточной нити. Это уже из области автоматики.

Замечательна в этом плане эпопея, связанная с французским механиком Вокансоном. Он вроде бы не мог пожаловаться на невнимание современников. Весь Париж сбегался смотреть на его изумительные механические игрушки: утки хлопали крыльями, крякали, распускали хвосты, «клевали» зерна. Флейтист, перебирая пальцами, исполнял на флейте одиннадцать танцев… Но Жак Вокансон с юношеских лет мечтал о большем, а несбыточном. Создать посредством тончайших механизмов живое существо. Воплотить средневековую мечту о гомункулусе — искусственном человечке…

Лишь к концу жизни Вокансон начинает понимать, насколько невероятно сложна подобная задача. И на склоне лет, задумав построить модель кровеносной системы, он обращается к новому тогда материалу — каучуку. Но если говорить о механизмах, действующих по намеченной программе, о возможности гибкого регулирования таких программ, то в этих усовершенствованиях великого механика — уже предтеча кибернетического подхода к системам… Назначенный на должность главного инспектора шелковых мануфактур Франции, Вокан-сон обратил внимание на сложность выделки узорчатых тканей. Множество мелких операций хорошо было бы передать соответственно настроенным механизмам, одним словом, автоматизировать.

Если в проектах Вокансона кибернетика в нашем понимании еще призрачна, то автоматика представлена достаточно рельефно. Так же, кстати, как в забавных игрушках. Фабриканты на первых порах тоже воспринимали новый станок как очередную занятную игрушку неутомимого выдумщика. Да и зачем, рассуждали они тогда, тратиться на такие сложные устройства, когда ткачи и так, за бесценок трудясь с утра до вечера, ухитряются выделывать восхитительные узорчатые материи… Удрученный таким отношением, Вокаысон выставил напоказ игрушечную модель автоматического ткацкого станка. Сплетались узоры, и, наблюдая за этим, глубокомысленно покачивал головой осел…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
История одной деревни
История одной деревни

С одной стороны, это книга о судьбе немецких колонистов, проживавших в небольшой деревне Джигинка на Юге России, написанная уроженцем этого села русским немцем Альфредом Кохом и журналистом Ольгой Лапиной. Она о том, как возникали первые немецкие колонии в России при Петре I и Екатерине II, как они интегрировались в российскую культуру, не теряя при этом своей самобытности. О том, как эти люди попали между сталинским молотом и гитлеровской наковальней. Об их стойкости, терпении, бесконечном трудолюбии, о культурных и религиозных традициях. С другой стороны, это книга о самоорганизации. О том, как люди могут быть человечными и справедливыми друг к другу без всяких государств и вождей. О том, что если людям не мешать, а дать возможность жить той жизнью, которую они сами считают правильной, то они преодолеют любые препятствия и достигнут любых целей. О том, что всякая политика, идеология и все бесконечные прожекты всемирного счастья – это ничто, а все наши вожди (прошлые, настоящие и будущие) – не более чем дармоеды, сидящие на шее у людей.

Альфред Рейнгольдович Кох , Ольга Лапина , Ольга Михайловна Лапина

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное