Почему не Эванс?

Ей предстояло мучительно пожалеть о своем решении еще до истечения суток. А в ближайшие несколько часов она не раз горько жалела об указании Бобби не пользоваться автомобилем.

Чиппинг-Сомертон по прямой находился не так уж далеко, однако нужно было три раза пересесть с поезда на поезд, всякий раз долго ожидая на сельской станции, и для нетерпеливой и норовистой Фрэнки подобный неспешный процесс был мучителен и еле переносим. Тем не менее пришлось признать, что в запрете Бобби есть смысл. «Бентли» – машина и впрямь заметная.

Она попросила разрешения оставить машину в Мерроуэй-Корт под каким-то самым вздорным предлогом, потому что просто не могла с ходу придумать что-либо основательное.

Уже темнело, когда поезд Фрэнки – чрезвычайно неторопливый и задумчивый поезд – остановился на маленькой станции Чиппинг-Сомертон. Казалось, время приближалось к полуночи. Судя по ощущениям Фрэнки, поезд тащился не один час.

Кроме того, вдруг начался дождь, внося дополнительное неудобство.

Фрэнки плотно застегнула пальто, последний раз глянула на письмо Бобби в свете станционного фонаря, запечатлела в памяти все указания и отправилась в путь.

Следовать инструкциям было несложно. Увидев впереди огни деревни, Фрэнки свернула налево на узкую дорогу, круто поднимавшуюся в горку. Оказавшись наверху, на развилке, она свернула направо и увидела скопление домов, составлявших оставшуюся внизу деревню, и рядок сосен впереди. Наконец, оказавшись перед аккуратными деревянными воротами, она зажгла спичку и увидела надпись: «Тюдор-Коттедж».

Поблизости никого не было, Фрэнки подняла задвижку и вошла внутрь. Она вполне различала очертания дома за сосновой грядой. Потом постояла, найдя подходящее место среди деревьев, осмотрела дом. Ощущая, как заторопилось сердце, постаралась по мере собственных сил и возможностей изобразить крик совы. Прошло несколько минут, однако ничего не произошло. Она крикнула еще раз.

Дверь коттеджа отворилась, выглянула фигура в шоферской ливрее. Бобби! Он жестом пригласил ее войти и отступил в сторону, оставив дверь распахнутой.

Фрэнки вышла из-за деревьев и направилась к двери. Ни в одном окне дома не было света, его наполняли мрак и полная тишина.

Фрэнки переступила через порог, войдя в темный холл, остановилась, оглядываясь по сторонам. Прошептала:

– Бобби?

И тут обоняние попыталось предупредить ее. Откуда она знает этот запах, густой и сладкий?

И едва мозг дал ответ – хлороформ, – сильные руки обхватили ее сзади. Она открыла рот, чтобы закричать, но на губы легла плотная мокрая ткань. Сладкий и липкий запах наполнил ноздри.

Фрэнки отчаянно сопротивлялась, рвалась, извивалась, брыкалась. Но все было бесполезно. Она почувствовала, что сдает, хоть и продолжала сопротивляться.

В ушах барабанило, она почувствовала, что задыхается.

А потом перестала что-либо чувствовать…

Глава 28 В последний момент

Придя в себя, Фрэнки обнаружила, что находится в удручающем состоянии. В последствиях воздействия хлороформа не было ничего романтического. Она лежала на чрезвычайно жестком полу, руки и ноги ее были связаны. Она попыталась перекатиться на живот и едва не ударилась головой о старый ящик для угля. Что не замедлило вызвать некоторые неприятные последствия.

Через несколько минут Фрэнки сумела если не сесть, то во всяком случает начать соображать.

Рядом с ней прозвучал слабый стон. Она попыталась оглядеться. Насколько можно было судить, она находилась на каком-то чердаке. Свет в помещение проникал только сквозь световой люк в крыше, и в данный момент его было совсем немного. Через несколько минут должна была наступить полная темнота. Около стены находилось несколько картин в поломанных рамах, с ними соседствовала ржавая железная кровать, несколько ветхих стульев и помянутый выше ящик для угля.

Стон доносился как будто из угла.

Путы на ногах и руках Фрэнки были достаточно свободными для того, чтобы позволить ей двигаться ползком. И она поползла по пыльному полу.

– Бобби! – воскликнула она.

Да, это был Бобби, так же связанный по рукам и ногам, но в дополнение рот его был перевязан какой-то тряпкой, от которой он уже сумел в значительной степени избавиться. Фрэнки пришла ему на помощь. Руки ее, хотя и связанные, сохраняли кое-какую подвижность, а рывок зубами позволил довести дело до конца.

Едва шевеля пересохшими губами, Бобби сумел произнести:

– Фрэнки!

– Рада нашему воссоединению, – сказала Фрэнки. – Однако, похоже, что мы с тобой крупно опростоволосились.

– Надо думать, – мрачным тоном согласился Бобби. – Что называется, схвачены на месте преступления.

– А как они взяли тебя? – потребовала ответа Фрэнки. – Это случилось после того, как ты написал мне то письмо?

– Какое письмо? Никаких писем я тебе не писал.

– О! Теперь понятно, – сказала Фрэнки, прозревая. – Какой же дурой я оказалась! И еще эти указания ничего и никому не говорить.

– Вот что, Фрэнки, я расскажу тебе, что случилось со мной, а затем ты поведаешь, как здесь оказалась.

Он описал свои приключения в Грэйндже и их мрачные последствия.