Почему не расстреляли Жукова?

— Врет! — резко сказал Голованов и отбросил газету на скамейку электрички. — (Это) Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушково за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом Военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым — тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. (То есть Жукова. — O.K.) Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт. А при встрече скажет, что либо такого не было, либо корреспондент не так написал, — усмехнулся Голованов» (с. 430–431).

Как видите, на самом деле особо комментировать слова Молотова нечего…

Но раз уж мы о «байках» говорили, то стоит закончить книгу в защиту маршала Жукова разговором об одной очень интересной байке — о Жукове.

Есть такая растиражированная байка от Микояна о том, как «тиран» накричал 29 июня 1941 года в Наркомате обороны, куда Сталин с членами Политбюро и правительства пришел лично разобраться в обстановке, на начальника Генштаба генерала армии Г.К. Жукова и тот «разрыдался как баба». Байка эта тиражируется из книги в книгу, из телефильма в телефильм. При всем «неоднозначном» моем отношении к Жукову эта байка, как говорится, «достала». Как будто Микоян там был единственным очевидцем… Тем более Микоян именно мелким, а иногда и подленьким враньем и знаменит в мемуарной литературе.

В книге Ф. Чуева «140 бесед с Молотовым» посмотрим, что об этом рассказывал другой очевидец событий — В.М. Молотов:

«Когда началась война, рассказывает Молотов, он со Сталиным ездил в Наркомат обороны. С ними был Маленков и еще кто-то. Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым.

— Он редко выходил из себя, — говорит Молотов» (с. 50).

Как видите, никаких «слез» Молотов не упомянул, но, с другой стороны, тут вроде как непонятно — что за разговор вообще там произошел. Но вот что пишет в своем исследовании «Великая оболганная война» И. Пыхалов, приводя сначала историю в пересказе от Микояна:

«29 июня, судя по тетради записи посетителей, Сталин в своем кабинете приема не вел. Однако в этот день он «отметился» в другом месте. Как свидетельствует Г. К. Жуков:

«29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления… Т. 1. С. 287–288).

А вот что сказано в воспоминаниях Микояна:

«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. (Тетрадь записи посетителей сталинского кабинета это не подтверждает. — И.П.) Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет.

Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог.

Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой.

В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь.

Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли.

Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д.

Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.

Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить.