Почему одни страны богатые, а другие бедные

Как мы видели, история знает множество примеров реформаторских движений, которые попали под действие «железного закона олигархии» и окончились сменой одних экстрактивных институтов на другие, часто еще более губительные. Мы видели, что в Англии 1688 года, во Франции в 1789-м и в Японии эпохи Реставрации Мейдзи процесс создания инклюзивных политических институтов начался с политической революции. Но подобная революция обычно несет с собой разрушение и страдания, а исход ее непредсказуем. Большевистская революция провозглашала, что стремится заменить эксплуататорскую экономическую систему Российской империи более справедливой и эффективной и это принесет свободу и процветание миллионам русских людей. Однако результат оказался прямо противоположным, и разрушенные большевиками институты были заменены куда более репрессивными и экстрактивными. Опыт Китая, Кубы и Вьетнама был схожим. Да и многие некоммунистические, однако насаждаемые сверху реформы окончились не лучше. Насер поклялся построить в Египте современное эгалитарное общество, а кончилось все, как мы видели в главе 13, коррумпированным режимом Хосни Мубарака, Роберт Мугабе казался многим борцом за свободу, смело бросившим вызов расистскому и экстрактивному режиму Яна Смита в Родезии. Но институты Зимбабве не стали менее экстрактивными, а экономические показатели страны ухудшились даже по сравнению с колониальным периодом.

Что общего между политическими революциями, которые действительно открыли путь более инклюзивным институтам и постепенному институциональному развитию в Северной Америке, в Англии XIX века и в Ботсване после обретения независимости (и которые привели к значительному усилению инклюзивных политических институтов)? То, что в ходе этих реформ политические права получили действительно широкие слои населения. Плюрализм, краеугольный камень инклюзивных политических институтов, требует, чтобы доступ к политической власти была открыт для широких слоев общества, следовательно, когда исходным пунктом служат экстрактивные институты, допускающие к власти лишь узкую элитарную группу, это означает, что начинать необходимо с распределения власти в обществе. Как мы подчеркивали в главе 7, именно этот подход отличал Славную революцию от простой замены одной элиты на другую. Корни английского плюрализма можно усмотреть в том, что свержение Якова II состоялось в результате действий широкой коалиции купцов, промышленников, мелкого дворянства, и даже многие представители английской аристократии не захотели оказаться на стороне короны. Уже до Славной революции началась мобилизация широкой коалиции и завоевание последней все больших политических прав для себя и, что еще важнее, для еще более обширных слоев общества — хотя, естественно, это все равно была малая часть общества, и Англия была далека от подлинной демократии в течение еще двухсот лет. Те факторы, что привели к появлению инклюзивных институтов в североамериканских колониях, схожи с описанными выше, как мы видели в главе 1. Повторим, что путь развития, по которому пошли Вирджиния, Каролина, Мэриленд и Массачусетс и который в конце концов привел к Декларации независимости и образованию инклюзивных политических институтов в США, также заключался в последовательном наделении политическими правами все более широких кругов общества.

Французская революция тоже демонстрирует нам процесс расширения политических прав: начавшись как протест против «старого порядка», она заложила основы более плюралистической политической системы. Но, с другой стороны, пример Французской революции (особенно период якобинского террора) показывает нам, что на пути процесса расширения прав тоже есть свои подводные камни. Как бы то ни было, Робеспьер и якобинцы в конце концов были сметены, и самым важным наследием Французской революции оказалась не гильотина, а реформы, оказавшие долговременное влияние на Францию и другие части Европы.