Почему он нас уничтожал?

В своей первой брошюре «1933: трагедия голода», появившейся в мае 1989 года (текст ее был напечатан в январе-феврале того же года газетой «Літературна Україна»), я считал украинскую трагедию следствием экономического кризиса, а кризис, в свою очередь, — следствием принудительной коллективизации. Более глубокое ознакомление с архивными фондами ЦК КП(б)У позволило сделать другой вывод: советская власть наказала натуральными штрафами должников по хлебозаготовкам, то есть практически все украинское село. Специальные постановления были приняты о штрафовании мясом и «вторым хлебом» — картофелем. Эти документы прошли незамеченными в сборнике, который разрешил печатать В. Ивашко. Только в сопоставлении с рассказами свидетелей (компьютерную верстку еще не опубликованного трехтомника свидетельств привез мне Дж. Мейс в 1990 году) они могли объяснить масштабы украинского голода. Оказалось, что «хлебозаготовители» забирали у крестьян не только хлеб, мясо и картофель, но и все запасы продовольствия, накопленные до нового урожая. Эту акцию из-за отсутствия какой-либо возможности приобрести продовольствие (на крестьян не распространялась карточная система снабжения) можно рассматривать только как сознательное создание условий для голодной смерти. Поэтому в моей книге «Цена «великого перелома»», которая вышла из печати в марте 1991 года, Голодомор уже рассматривался как геноцид. Однако тогда я не вкладывал в термин «геноцид» юридического содержания и был далек от понимания истинных мотивов власти, которая морила крестьян голодом. Придание конфискации продовольствия формы «натуральных штрафов» наталкивало на мысль о том, что власть наказывала крестьян таким варварским способом за невыполнение хлебозаготовительного плана. С высоты наших сегодняшних знаний о Голодоморе становится очевидно, что исполнители акции геноцида должны были руководствоваться определенным мотивом. По этой причине и был выбран мотив наказания должников.

Голос советских ученых на стыке 1980-х и 1990-х годов был едва слышен, тогда как голоса публицистов и исследователей украинской диаспоры мощно звучали на весь мир. В чем состояла слабость наших с ними позиций под углом зрения юридического содержания термина «геноцид»?

Мы могли в деталях рассказать о преступлении, но были не способны объяснить сталинские мотивы. Тогда уже стали известны уродливые (больше украинской) масштабы казахской трагедии. Причина гибели казахов лежала на поверхности: у кочевников забрали по мясозаготовке большую часть скота и силой посадили их на землю. Непривычные к земледельческому труду, они съели скот, который им оставили, после чего стали умирать с голоду. Понятно, что казахский голод был по своему существу геноцидом, но в категориях уголовного права его можно квалифицировать как «убийство по неосторожности». А конвенция ООН «О предотвращении преступления геноцида и наказания за него» от 9 декабря 1948 года называет геноцидом исключительно «действия, осуществляемые с намерением уничтожить полностью или частично любую национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Следовательно, всегда нужно доказывать факт народоубийства с предварительно обдуманным намерением.

Геноцид армянского народа в годы Первой мировой войны был понятен каждому: армян вырезали из-за того, что они были армянами. Холокост еврейского народа во время Второй мировой войны тоже понятен. Нацисты уничтожали евреев потому, что они были евреями. Поражение Германии в войне стало отправным пунктом для уголовного преследования нацистов, в том числе за организацию Холокоста.

Термин «Холокост» оказался настолько узнаваем, что публицисты нашей диаспоры стали оперировать понятием «украинский холокост», имея в виду собственную национальную трагедию. Они не обратили внимания на то, что в отождествлении Голодомора с Холокостом скрывалась методологическая опасность. Выражение «украинский холокост» в этом случае автоматически подводило к ошибочному положению о том, что Кремль морил голодом граждан Украины только из-за того, что они были этническими украинцами. На самом же деле украинский геноцид не был таким примитивно-простым, как «окончательное решение» А. Гитлера относительно евреев.

Отождествление Голодомора с Холокостом было перенесено из диаспоры в нашу публицистику. Это недопустимо по двум причинам. Во-первых, мы забываем в этом случае о подлинном украинском Холокосте, то есть о гибели от руки нацистов 1,6 млн. наших соотечественников-евреев. Во-вторых, мы никогда и никого не убедим в том, что голод 1932–1933 годов был геноцидом, если будем называть его украинским Холокостом. Международное содружество не поймет, почему Кремль в 1932 и 1933 годах — не раньше и не позже — уничтожил миллионы этнических украинцев.

Сколько именно миллионов людей погибло в Украине голодной смертью? К сожалению, наши публицисты и политические деятели до сих пор пользуются экспертными расчетами, получившими распространение в литературе диаспоры в те времена, когда советская демографическая статистика была закрытой.