– Мы с вами встречаемся накануне национального праздника, 25-летия принятия Акта о независимости Армении. Скажите, когда вам впервые пришла мысль о том, что Советский Союз прекратит свое существование и Армения станет независимым государством?
– Политическая жизнь Армении началась в 1965 году, когда отмечалось 50-летие геноцида армян. Я тогда был студентом и впервые увидел, что в Советском Союзе может быть демонстрация, не санкционированная властями. После этого в республике начались брожения. Долгое время нам не рассказывали, не давали читать про геноцид. И это, пожалуй, сказалось на нас положительно, потому что мы освободились от каких-то комплексов, стали сильнее. В 1965 году армян было уже около трех миллионов, у нас были хорошие ученые, у нас были заводы – у нас было все. Первый шок после того как мы узнали, что происходило 50 лет назад, привел к возникновению подпольных организаций, тайных обществ и так далее. Я во всем этом участвовал. Первой реакцией, конечно, была ненависть к туркам, призыв освободить наши земли и так далее. Но мы быстро перешли ко второй фазе – тайные общества начали задумываться о том, что Советский Союз не может решить эту армянскую задачу. Так, в середине 1960-х одновременно возникли два национальных течения. Представители первого считали, что нам нужно бороться за независимость Армении, и только в этом случае наши вопросы будут решаться. Вторые были убеждены, что при существующем раскладе это невозможно: должны пройти реформы в СССР, утвердиться права человека и так далее.
– Среди тех, кто декларировал две эти цели, были коммунисты?
– Нет. Первое воодушевление у нас возникло в 1968 году с началом Пражской весны в Чехословакии. Нам казалось, что реформы, которые начинает [Александр] Дубчек (в январе 1968 года был избран первым секретарем ЦК Компартии Чехословакии; с его именем связана попытка либеральных реформ, подавленная в результате ввода советских войск в Прагу в августе того же года. –
– Ярузельский ввел в стране чрезвычайное положение, чтобы предупредить приход советских войск (с декабря 1981 по июль 1983 года в Польше действовало военное положение, сопровождавшееся силовым подавлением «Солидарности». –
– Да. В это время я близко общался с академиком [Сергеем] Мергеляном, всемирно известным математиком. Он мне сказал, что после краха «Солидарности» в Польше рухнули все надежды и, по всей вероятности, нужно ждать Третьей мировой войны. Мы были очень воодушевлены теорией конвергенции американского экономиста Джона Гэлбрейта. Он говорил, что Советский Союз будет двигаться в сторону либерализации, Соединенные Штаты – в сторону социализма, и где-то они встретятся. В это время мы читали книги [Александра] Солженицына, а еще я был вдохновлен книгой математика [Игоря] Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». Шафаревич преподавал нам, когда я учился на физмате МГУ.
– Откуда вас отчислили в 1967-м за участие в митинге у турецкого посольства с требованием признать геноцид армян.
– Да. Одновременно мы собирали подписи о присоединении Карабаха к Армении, поднимали другие национальные вопросы. Я мечтал о независимости Армении, но не думал, что доживу до распада Советского Союза. А без этого независимость не получилась бы. Мне казалось, что только следующее поколение увидит независимую Армению, а наше должно увидеть реформированный социализм в рамках Советского Союза. Лишь в 1988 году с появлением в Армении карабахского движения возникло ощущение, что мы можем обрести независимость.
– Вы были одним из его инициаторов?