Почему рассердилась кикимора?

Я закрыла глаза, чтобы лучше представить, как трансформировалась богиня. С приходом христианства старых богов нужно было заменять новыми, иноземными. Нити судьбы тоже передавались другим богам. Вместо Макоши покровительницей прядения, ткачества и домашних дел стала Параскева Пятница. Впрочем, настоящая святая Параскева никакого отношения к ткачеству не имела. По преданию, она была дочкой богатого сенатора. За то, что верила в Христа, девушку схватили, мучили и обезглавили. В день её памяти в церковь приносят для освящения плоды. Народ же приписал мученице все те качества, которыми обладала древняя богиня, потому что имя святой в переводе – Пятница, а этот день как раз и был посвящён Макоши. Древняя Макошь была забыта, подменена Параскевой. Но осталось от неё это волшебное «Ма», не прилепившееся к Пятнице, зато повторившееся в имени Богородицы – Мария, хотя у себя на родине её звали совсем по-другому: Мирьям. Длинный ряд женщин нашего рода крутился перед глазами, как на карусели. Через секунду поняла: не карусель – колесо прялки. Ещё через секунду: не колесо – веретено. И в руках у Младшей веретено. Крутит она его как попало, нитка не получается. Не научили!

Додумав до этого места, я очнулась и поняла, что мы уже за Барнаулом: ещё немного – и всё случится.

– Как ты? – спросила тётушка, заметив, что я держусь из последних сил.

– Я думаю, что может чувствовать жалкий призрак богини – уродка с перьями – кикимора, которую изгнали из дома в болото. И вот она, чумазая и обиженная, возвращается в дома и по ночам прядёт нитки, а вспомнив, что теперь никому не нужна, что даже имя у неё теперь другое – полтергейст, – начинает бить посуду, а то и красть детей.

Младшая сидела, притихнув.

– Ты же не думаешь, что в меня вселилась кикимора? – с опаской спросила она.

– Каждая женщина либо кикимора, либо богиня – от неё зависит, – ответила тётушка.

– Свергнутая богиня – всегда кикимора. Надо брать судьбу в свои руки, – попыталась и я сделать какие-то выводы.

– Я когда твоих кукол потеряла, очень расстроилась, – сказала Младшая, – даже спать не могла. Попробовала пеленашку сама сделать, но какая-то ерунда получилась.

– Рассердилась? – переспросила я. – Рассердилась вместо того, чтобы учиться?

– Я обиделась, что не получается, и рассердилась, что недосмотрела за куклами…

В деревню мы приехали ещё засветло. Дедов дом показался мне гораздо ниже, чем был в детстве. Словно устал стоять и присел. Мы поднялись на крыльцо и постучали.

– Дёрни за верёвочку… – прошептала я. На двери был наш, старый запор.

Младшая потянула за верёвочку, и дверь открылась.

Навстречу вышла старушка, которую я не узнала. Мы поздоровались, объяснили, кто такие, и попросили разрешения показать детям дом, в котором жили мы и наши родители и деды.

– Маня! – крикнула хозяйка, жестом пригласив нас за собой. – Гляди-ка, дом-то всех ваших тянет и тянет!

Мы вошла, а навстречу поднялась наша бабушка. Я почувствовала, как дом обнял нас и прижал к груди.

В комнате был порядок. Конечно, там не было вещей, которые принадлежали нашей семье. Но мне казалось, что я могла говорить с любым предметом. И за любой вещью, за любым нашим действием стояло нечто невидимое – то, за что ты отвечал так же, как и за то, что мог увидеть и потрогать. Младшая, обняв бабушку и обведя комнатку взглядом, замерла: у окна стояла настоящая прялка.

– Как тебя зовут? – спросила хозяйка, за рукав подтянув к себе Младшую.

– Прасковья, – ответила та.

– Прасковья, – подтвердила бабушка.

Приложение Превращательная машина

Дорогой друг! Если ты, прочитав книгу, подумал, что мне сто пять или даже все сто шесть лет, ты не ошибся. Когда я работала над этой книжкой, мне было далеко за сто. А вот когда писала другие – про добрую феечку с вредным характером, про Буку, которая сама боится, про Морозейку Минус Два – Деда Мороза размером с мороженку, – мне было лет семь, не больше.