Почему свет..?

— Пойдем со мной в библиотеку? Мы сможем поговорить там без лишних ушей.

— Зачем нам этого хотеть? Я имею в виду, поговорить.

— Я думаю, мы должны. И, может быть, ты будешь достаточно любезна, чтобы меня порадовать.

— А может быть, я просто скажу тебе катиться ко всем чертям.

— О, даже так, — он улыбнулся. — Нет. Туда я не пойду. Слишком жарко и светло.

— Отвали, — огрызнулась я.

На седьмой ступеньке лестницы я снова обнаружила его рядом с собой. Я снова остановилась.

— Дай мне всего минуту, — попросил он.

— Мне говорили, что я должна отдать тебе всю свою жизнь, — ответила я. — И еще, чуть не забыла, я должна дать тебе детей. Детей, которые могут жить днем, как и я. Полагаю, этого достаточно, не так ли, Зеэв Дювалль? Что изменит дурацкая минута, если я должна отдать тебе всё.

Он отпустил меня.

Я побежала вверх по ступенькам.

На верхней площадке я оглянулась, испытывая нечто между восторгом и ужасом. Но он исчез. Освещенная часть дома вновь выглядела абсолютно безжизненной.

Юнона. Она снилась мне в эту ночь. Мне снилась беспросветно-черная пещера, где-то в глубине капала вода, а она держала на руках мёртвого ребенка и плакала.

Ребенком была я, полагаю. То, чего она боялась больше всего, когда клан Северин заставил ее вытащить меня на наступающий рассвет, чтобы посмотреть, сколько я смогу вынести. Всего минуту. Столько же, сколько просил Зеэв. Я не предоставила её ему. Но у неё тогда — и у меня сейчас — выбора не было.

Вначале она была очень рада тому, что я пережила рассвет. Но потом, когда я начала снова и снова спрашивать: «Когда я снова увижу свет?» Ох. Тогда она начала терять меня, а я — её, мою высокую, рыжеволосую, голубоглазую маму.

Она никогда не говорила об этом, но это было очевидно. Чем дольше я проводила под светом дня, тем больше я доказывала, что я настоящая солнцерождённая, тем сильнее мы отдалялись друг от друга. Сама она могла выдержать два или три часа примерно раз в неделю. Она ненавидела солнце и его свет. Они приводили её в ужас, и когда я оказалась способной не только противостоять солнцу, но даже полюбить его и желать, двери её сердца закрылись передо мной.

Юнона ненавидела меня так же, как ненавидела солнечный свет. Моя мама возненавидела меня, не смогла меня переносить, ненавидит меня сейчас.

Часть 3

Прошло около трех недель. Сосны потемнели, остальные деревья покрылись медью и бронзой и, словно высокие кошки, линяли мехом своей листвы. Я гуляла по усадьбе. Никто не поощрял и не отговаривал меня. Им нечего было от меня скрывать? Но я не водила машину, и потому была ограничена расстоянием, которое могла пройти пешком и вернуться обратно по вечернему морозцу. Всё равно днём активность в доме и за его пределами была минимальной. Я начала дольше спать по утрам, чтобы бодрствовать по ночам, иногда не ложась до четырех или пяти часов. Это было меньшее из того, что мне хотелось знать о происходящем в замке Дюваллей; мне причиняло дискомфорт то, что многие из них слонялись вокруг и проявляли активность, пока я сплю. Я запирала свою комнату на замок и подпирала дверную ручку спинкой стула. На самом деле, я беспокоилась не о Зеэве. Ни о ком конкретном. Просто общее ощущение и атмосфера этого места. У Северинов было несколько по большей части или целиком ночных обитателей — моя мать, например — но было и немало таких, как я, предпочитавших жить днём, хоть и не способных вынести прямые солнечные лучи.

Несколько раз во время моих дневных экскурсий я натыкалась на домики в лесу, на виноградники, сады, поля с уже собранным урожаем. Однажды я даже видела людей со стадом овец. Ни овцы, ни люди не обратили на меня внимания. Несомненно, их предупредили, что прибыла новая Жена от Альянса, и показали им, как она выглядит.

Брак будет заключён в первую ночь следующего месяца. Краткая, простая церемония, просто легализация. Свадьбы в большинстве домов были такими: ничего особо праздничного, не говоря уж о религиозном, в церемонию не вкладывалось.

Я думала, что смирилась. Но, конечно, я этого не сделала. Что касается него, Зеэва Дювалля, я «встречалась» с ним, как правило, только за ужином — за жуткими пустыми ужинами, участвовать в которых меня заставляли хорошие манеры. Иногда мне подавали мясо — мне одной. На столе появилась хрустальная миска с фруктами — специально для меня. Я с трудом проталкивала еду в глотку среди их «привередливого» презрения. Я завела обыкновение забирать нарезанные фрукты в свои покои и съедать их позже. Он был вежлив. Он беззаботно и безжалостно предлагал мне хлеб и вино или воду. Иногда я пила кровь. Мне приходилось. У неё был странный привкус, но возможно, мне это просто чудилось.

Иногда по ночам я видела его в доме: играющего с кем-нибудь в шахматы, слушающего музыку, читающего в библиотеке, негромко разговаривающего по телефону. Три или четыре раза я выглядывала из верхнего окна, а он по-волчьи скользил среди деревьев. Бледные волосы сверкали, словно пучок упавших на Землю лунных лучей.

Он охотился?