Почему так важен Оруэлл

— его убежденность в важности языка, предвидение того, что многие современные дебаты будут строиться на основе использования наукообразного жаргона, бюрократизмов и с учетом «политкорректности»;

— его интерес к народной или популярной культуре и к тому, что сегодня называется «культурологией»;

— его увлеченность проблемой объективности и доказательности истины — центральной проблемой дискуссии, сегодня предлагаемой нам теоретиками пост-модернизма;

— его влияние на развитие художественной литературы, включая романы так называемого течения «рассерженных молодых людей»[7];

— его тревоги об окружающей природной среде, о том, что сегодня признается экологическими проблемами;

— его активное беспокойство по поводу опасности гонки ядерных вооружений и наличия ядерных держав.

Этот список совсем неполон. В нем есть один зияющий пробел: относительное равнодушие Оруэлла к США как к укрепляющейся господствующей культуре. Но даже здесь он сумел сделать несколько интересных наблюдений и прогнозов, и его работы нашли благодарного читателя среди тех американских авторов, которые ценят английскую прозу и политическую честность[8]. Первым вспоминается Лайонел Триллинг, которому принадлежат несколько острейших наблюдений насчет Оруэлла. Прежде всего необходимо сказать, что он — Оруэлл — был очень скромным человеком, потому что скромность требовалась ему во многом: «Если вы спросите меня, что он защищал, что собой воплощал, мой ответ будет: добродетель не быть гением, добродетель обращаться к миру, вооружившись лишь простотой, прямотой, честностью и интеллектом, и уважение к сильным качествам человека и к проделанной им работе… Он не был гением — какое облегчение! Это воодушевляет! Потому что благодаря этому понимаешь: то, что было сделано Оруэллом, может быть сделано любым из нас».

Это осознание — дело первостепенной важности еще и потому, что объясняет чистейшую ненависть по отношению к Оруэллу, которую еще можно встретить в некоторых местах. Всей своей жизнью и всеми своими трудами он дискредитировал отговорку «историческим контекстом» и другие невнятные оправдания, суть которых сводится к тому, что при определенных обстоятельствах ничего другого невозможно было сделать. Следующие строки из труда профессора Триллинга — прекрасно сформулированный абзац, в котором он размышляет о природе человеческой принципиальности:

«Оруэлл упорно хватался за мрачную, ироничную гордость старого образа жизни уходящего класса и руководствовался старыми порядками. Иногда его, должно быть, даже удивляло, как так получилось, что он призван воспевать мужество, и благовоспитанность, и послушание, и физическую стойкость. Похоже, он полагал, и вполне вероятно в этом был прав, что все эти качества могут оказаться очень полезными для дела революции».

«Не давайте сбить себя с толку, — знаменитые слова капитана Мак-Вера из „Тайфуна“ Джозефа Конрада, — идите навстречу. Навстречу, всегда навстречу, — вот единственный способ пробиться!»

«Я знал, — в 1946 году напишет Оруэлл о своей ранней юности, — что обладаю умением складывать слова и волей идти навстречу неприятным фактам». Не способностью идти навстречу, а волей, как вы, должно быть, заметили. Прекрасно сказано. О комиссаре, понявшем, что его пятилетний план — полный провал и что люди его ненавидят либо смеются над ним, можно сказать, что он как минимум столкнулся с неприятными фактами. Примерно то же самое можно сказать о «сомневающемся» священнике. Реакция подобных людей на неприглядную действительность редко бывает активной по отношению к себе, у них нет «воли идти навстречу». Противодействие фактам принимает форму уверток, реакцией на неприятное открытие являются усиленные попытки отрицать очевидное. «Неприятные факты», навстречу которым идет Оруэлл, обычно оказываются тем, что подвергает проверке его собственную позицию и его собственный выбор.

Оруэлл, несколько лет проработавший в радиоподразделении BBC, драматически популяризовавший концепцию всемогущих «телекранов»[9], умер слишком рано и в бедности, еще до того, как эпоха затягивания поясов сменилась эпохой знаменитостей и всемогущих СМИ. У нас нет ни одной записи, которая могла бы достоверно рассказать, как бы он выглядел или звучал на телевизионных шоу. Возможно, это и к лучшему. На его фотографиях мы видим человека худого, почти изнуренного, но явно обладающего чувством юмора; гордого, но ни в коем случае не тщеславного. И да, по правде говоря, у нас есть записи его голоса, и не похоже, что мы достигли уровня, позволяющего сказать, что у нас больше нет острой в них необходимости. Что же касается его «моральной гениальности» — фраза Роберта Конквеста, случайно оказавшаяся в оппозиции к мыслям Триллинга, — в деталях ли она проявилась? Возможно, да, возможно, и не только.

I. Оруэлл и империя