− Ужасно, − произносит Кирстен, хмурясь. − Им стоит прописать в законе, что нужно для начала получить лицензию на родительство, прежде чем позволять им продолжать род.
− Ты же шутишь, − говорит Джеймс, но она говорит вполне серьезно.
Они заказывают комплексный обед. Им приносят комплимент от шеф-повара − желе из шардоне с древесными нотками и розовой бальзамической икрой, а затем азиатское крудо с прослойкой из авокадового суфле и сорбет из васаби. Они молчат, пробуя новые блюда и давая Кирстен возможность оценить все фигуры, цвета и текстуры вкусов. Сорбет из васаби посылает сюрикены ниндзя в ее мозг. Невероятное ощущение.
− А как у тебя дела? − интересуется Джеймс. − Как ты держалась, пока меня не было?
− У меня был очень интересный уикенд, − отвечает девушка, отправляя в рот последний кусочек васаби и чувствуя, как заострённые края звёзд исчезают. − Я нашла причину, по которой я такая… ни как все.
Джеймс медленно делает большой глоток своего пива. Они много раз обсуждали это прежде.
Одной из проблем в постоянных отношениях является то, что одни и те же проблемы обсуждаются много раз и это становятся скучными до невозможности. По крайней мере, теперь, ей есть что добавить.
Мужчина смотрит на нее, оценивая ее настроение, и снимает свои очки. Кирстен чувствует, как про себя он вздыхает.
− Котенок, с тобой все в порядке.
− Нет, немного не в порядке.
− Хорошо, лишь немного. Но так можно сказать о любом человеке. Просто ты чуть больше осознаешь свою ненормальность, чем обычный человек, потому что ты…
− Особенная?
− Это не то, что я хотел сказать, но пусть будет так.
Они улыбнулись друг другу, и это напомнило ей времена, когда они только начали встречаться в университете. Тогда еще они оба все видели в розовом свете.
−Ты имеешь в виду свою синестезию?
− Нет, синестезия на моей светлой стороне. Я говорю о темной стороне.
− «Черная дыра», − произносит он. Боже, как он ненавидит это.
Когда она была ребенком, она пыталась объяснить родителям, что это такое, думая, что «Черная дыра» есть и у них, что это обязательное условие человеческого существования. Но они проявляли недовольство и теряли терпение, как сейчас делает Джеймс. Возможно, с одной «Черной дырой» они еще могли справиться, но не в сочетании с синестезией. Это вызвало между ними «разрыв»: холодное, пустое пространство, которое легко можно было игнорировать.
Однажды, когда Кирстен училась в начальной школе, она попыталась объяснить эту пустоту своей матери. Мама разозлилась и умчалась прочь, оставив ее дома одну. Когда минуты превратились в часы, а солнце начало опускаться за горизонт, она пошла в дом к соседям: молодой паре, которые в замешательстве усадили ее у телевизора. Они напоили ее чаем ройбуш с молоком и подсохшими бисквитами «Мэри», пока шепотом разговаривали по телефону. После, они сели в гостиной вместе с ней, заводя неловкий разговор. Спустя время фары автомобиля ее матери осветили их гостиную, объявив с яркой враждебностью о ее возвращении. Это был не первый и не последний раз, когда мать оставляла ее одну.
В конце концов, от отчаянья, ее отец принес Минги − мяукающий пушистый комочек, надеясь, что котенок залатает «Черную дыру», но он не смог. После этого девушка никогда не говорила об этом, не желая доставлять родителям беспокойство. Теперь они умерли, а беспокоиться стал Джеймс.
− И? − подтолкнул он. − В чем причина?
Она разгладила на столе скатерть в горошек, а затем произнесла слова вслух: медленно, четко, прислушиваясь к своему собственному голосу.
− Я думаю, меня удочерили.
Джеймс нахмурился.
− Что?
− Кеке приезжала с визитом, пока тебя не было. Она обнаружила кое-что… ну, короче говоря, моя мать сделала гистероэктомию еще до моего рождения.
Она позволила ему осознать эту мысль. Джеймс молча пялился на нее во все глаза.
− И, − продолжает Кирстен, вытаскивая свидетельство о рождении и вырезку из журнала из своей сумки. − Посмотри на это. Этот дешевый сертификат, вероятно, создан в «CorelDRAW». Ты знаешь, что нет ни одной моей фотографии в младенчестве? Ни одной.
Девушка переворачивает изображение ребенка, чтобы показать название журнала и дату на другой стороне. Джеймс выглядит потрясенным. Она не винит его. Кирстен сама до сих пор не может в это поверить. Он выхватывает у нее фотографию и принимается изучать ее.
− Я знаю! − восклицает она. − Разве это не безумие? Меня удочерили!
Женщина за соседним столиком поглядывает на них с любопытством, и девушка понижает голос.
− Так что есть причина, почему я не ощущала с ними связи. Почему я всегда чувствовала себя чужой.
− Каждый человек чувствует свою чужеродность. Это передается по наследству: чувство, что мы не принадлежим этому месту, этим людям. Как иронично, ведь это ощущение ‒ единственное, что нас объединяет.
− Да, хорошо, но… с ума сойти, верно? Ты понимаешь, что это значит? У меня где-то может быть семья!
Джеймс притих. Он выглядит обеспокоенным.
− Ну? − она спрашивает его, как будто у него может быть ответ.
− Извини, я не знаю, что сказать. То есть, это довольно шокирующе. Если это правда.
− Мне нужно найти их.