Почему Третий Рейх проиграл войну. Немецкий взгляд

У немецких солдат в 1941 г. должно было возникнуть впечатление, что жизнь советских военнопленных или гражданских лиц представляет весьма незначительную ценность. Это было не только следствием создаваемого пропагандой «образа врага» в лице «недочеловека». Также и основополагающие приказы военного руководства должны были создавать такое впечатление [16].

Так называемый «декрет «Барбаросса» ограничивал подсудность военно-полевым судам только фактов нарушения воинской дисциплины. Любые «враждебные действия» советских гражданских лиц должны были наказываться смертной казнью. Цель заключалась в полном подчинении населения и подавлении любых попыток сопротивления. Следовательно, под «враждебными действиями» Верховное командование сухопутных сил понимало даже распространение листовок и неподчинение приказам германских властей. Населенные пункты, где немецкие солдаты подверглись нападению со стороны гражданских лиц, должны были быть превращены в пепел, а часть их населения – расстреляна. С другой стороны, преступления немецких солдат против советских граждан с самого начала были объявлены ненаказуемыми, если виновник ссылался на идеологический мотив своих действий. В соответствии с «приказом о комиссарах» от военнослужащих требовалось выявлять среди пленных политработников Красной Армии и расстреливать их. После войны замешанные в этом военачальники, как, например, главнокомандующие групп армий «Север» и «Юг» фельдмаршалы фон Лееб, фон Кюх-лер и фон Рундштедт и командующие 2-й и 3-й группами танковых армий генерал-полковники Гудериан и Хот, уверяли, что вследствие преступного характера они не передавали в войска этого приказа или запретили его выполнение. Сегодня, однако, не существует сомнений в том, что это не соответствует истине и что летом и осенью 1941 года этот приказ почти повсеместно выполнялся [17]. Невыполнение было возможно только там, где командиры в непосредственно подчиненном им подразделении, например в штабе полка, разделяли традиционные солдатские ценности и могли быть уверены, что не последует доноса на невыполнение приказа. В мае 1942 года Гитлер под нажимом командующих фронтами отменил этот приказ, так как, после того как стало известно о расстрелах, сопротивление Красной Армии на фронте резко возросло. С этого времени выявление комиссаров производилось специальными командами эсэсовцев в лагерях на территории оккупированной Польши, после чего их замучивали в концлагере Маутхаузен.

С самого начала обращение с советскими военнопленными диктовалось нацистской идеологией [18]. Указывалось, что они «в высшей степени опасны и коварны» и «полностью потеряли право на обращение как с достойными солдатами». Вновь и вновь выдвигалось требование «действовать беспощадно». В принципиально важном приказе Верховного командования вермахта от 8 сентября 1941 года говорилось даже, что применение оружия против этих пленных считается «как правило, законным» – открытое оправдание убийств. Спустя полгода это предложение было вычеркнуто, так как было отмечено слишком много произвольных расстрелов, а также потому, что к тому времени осознали, что пленные необходимы как рабочая сила.

Имеются многочисленные документальные свидетельства, что немецкие солдаты и гражданские лица, в пределах своих возможностей, пытались добиться более гуманного обращения с пленными. Этому противодействовали, однако, убежденные нацисты в вермахте, администрации и экономике. Если, начиная с весны 1942 года, можно отметить улучшения в практике перевозок, питания, размещения и обращения с пленными, то они были вызваны исключительно соображениями целесообразности. Одну из важнейших попыток добиться принципиальных перемен предпринял граф Гельмут Джеймс фон Мольтке, который, без сомнения, был одним из виднейших представителей немецкого Сопротивления. По его настоянию шеф немецкой армейской разведки адмирал Канарис потребовал от главнокомандующего вермахта фельдмаршала Кейтеля отмены вышеупомянутого приказа от 8 сентября 1941 года. При этом он критиковал его не только с точки зрения нарушения международного права, но и выдвигал весомые политические и военные обоснования. Ответ Кейтеля был совершенно однозначным [19]: «Высказанные возражения соответствуют представлениям солдата о рыцарской войне! Но здесь речь идет об уничтожении мировоззрения! Поэтому я одобряю эти меры и покрываю их».