«Продать» образ Грузии как оазис демократии проблематично. А вот как оазис рыночных реформ – было бы очень легко. В первый же год реформаторы предложили идею малого правительства и сразу же стали претворять ее в жизнь. И ничего не сделали, чтобы рассказать обществу, как это будет происходить. Со стороны правительства, я думаю, не рекламировать то, что они решили упразднить многие функции, было большой ошибкой – и очень многие не поняли, что происходит. Не поняли не только те, кто против рынка, но и те, кто за.
С Джандиери согласен и журналист Олег Панфилов, в конце 2009 года переехавший жить и работать в Грузию: «С людьми надо разговаривать. Недостаток молодых реформаторов в том, что они плохо продумали информационную политику».
Упущение реформаторов признает и Екатерина Шарашидзе, руководившая администрацией президента с ноября 2006 по февраль 2008 года и с декабря 2008 по декабрь 2009 года:
Да, наверное, мы сделали ошибку, что не объяснили всего подробно. Но или ты объясняешь, и все равно людям не понравится, и процесс будет идти очень медленно и трудно. Или, что называется, «рубишь сплеча», и это приносит свои плоды достаточно скоро. Увы, мы потеряли много доверия из-за того, что так поступали. Мы надеялись, что наши действия вызовут поддержку общества и мы сможем осуществлять достаточно жесткие меры. А оказалось, что по дороге надо все равно заниматься каким-то популизмом. Мы не осознавали, что за те большие сдвиги, которые произошли в обществе, люди не будут благодарны.
Политолог Александр Рондели называет такую разъяснительную работу «социальной анестезией». Поскольку ее было недостаточно, выходило так, что, «хотя Саакашвили и делал новую страну, резал он по живому». Неудивительно, что спустя некоторое время это аукнулось митингами несогласных с политикой нынешней власти. Это, в свою очередь, негативно сказалось на степени инвестиционной привлекательности страны, на повышение которой работали реформаторы.
Постсоветское общество, получая свободу, не знало, что с ней делать. Как было раньше хорошо, когда кто-то принимал решения за тебя, говорил, что делать можно, а чего – нельзя, и хотя свободы было мало, но жизнь-то была куда более предсказуемой, а значит, спокойной! А тут вдруг свалилась на тебя ответственность, и даже толком не объяснили, что с ней делать… Зачем эти перемены, лучше пусть все идет своим чередом! Не объяснив, в чем заключаются причины кризиса, случившегося в стране накануне революции, невозможно в полной мере обеспечить легитимность антикризисных действий. Реформы сами по себе болезненны, поскольку вынуждают отказываться от привычек. Причем болезненность их ощущается сразу же, а вот полноценные результаты почувствовать можно лишь спустя некоторое время.
Радикальные реформы в экономике, увы, не бывают без социальных издержек. И грузинские реформы не стали исключением из правил: их социальная цена такова, что не все группы населения выигрывают одинаково. Молодое поколение сумело воспользоваться открывшимися возможностями, в то время как старшее, привыкшее жить в других условиях и менее мобильное, имеет гораздо меньше шансов адаптироваться. В его менталитете переплетаются традиционализм как привязанность к одному виду деятельности и «советизм», проявляющийся в надежде на нечто, называемое «государством». И это ни в коей мере не вина этого поколения, бывшего частью системы, целенаправленно формирующей такие взгляды. Если бы та система была жизнеспособна, не случилось бы ее краха. А значит, необходим новый путь.
«Я несколько лет преподаю в тбилисских университетах. И вижу, что студенты – это люди новой формации, для которых молодые реформаторы – пример для подражания. Они хотят быть образованными, они хотят знать иностранные языки, они хотят жить в стране, где есть четко выполняемые правила», – говорит Олег Панфилов.