Почему у собаки чау-чау синий язык

На всякий случай, точнее из расчета на будущее голодание, пока нас кормили, мы заказали четыре стограммовых керамических графина водки и по двойной порции карбоната. Вероника ела форель. За безостановочные рассказы о Бразилии все же надо было рассчитаться, поэтому альфонсами мы себя не чувствовали. Выпив водки и сняв с себя стресс, Зегаль переложил его на меня, рассказав в подробностях, как его раздели тихие жители северной столицы. Кончилось признание тем, что он, оказывается, проиграл не только все до копейки, но еще и свои любимые маленькие круглые очки от солнца с синими стеклами, в которых он резко выделялся на общем фоне отдыхающих. На картинках из книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок» в таких очках ходил Паниковский. Велосипед хитрые ленинградцы взять в счет долга не захотели, как Сашка им его ни впаривал, убеждая, что он купил его у грузин на пляже. Прямо из ресторана он отправился возвращать очки обратно путем незаконного проникновения в номер гостиницы «Пярну», где проживали победители. Он не сомневался, что они сейчас пьют и закусывают на наши деньги в «Ранахоне». В номер он, как потом выяснилось, проник, но своих очков там не нашел, как не обнаружил и ни одного рубля. Ленинградцы оказались народом не только закаленным невзгодами трех революций, но и довольно предусмотрительным, что блистательно доказала наша новейшая история.

Мы же с Вероникой отправились гулять по ночному Таллину и, уже не помню как, оказались на штабеле неошкуренных бревен. Больше всего меня поразил не первый сексуальный опыт на цилиндрических поверхностях, практически цирковой номер, который я повторить уже никогда не смогу, а то, что трусики у Вероники были сшиты из той же материи, что и юбка, вроде из какого-то малинового бархата. Это потрясение, равное ожогу от ледяной балтийской волны, я пронес через всю жизнь.

Когда моя тогда 35-летняя дочь однажды услышала этот рассказ на наших посиделках на даче с Прокловым, ее родным дядей, она в осуждающем изумлении воскликнула: «Папа, но ведь ты уже был знаком с мамой, как ты мог?!» Как назло случайно оказавшись рядом, ее мама горестно покачала головой: мол, видишь, дочка, чего только мне не пришлось вытерпеть! Я развел руками. А что мне еще оставалось делать в присутствии еще и пятнадцатилетней внучки? Не рассказывать же подробности, что ее бабушке тогда было ровно столько же лет, как и ей сейчас, что нам совсем не помешало меньше чем через год стать супругами. Правда, мне уже было за двадцать! Как в старом грузинском анекдоте: «Я думал, что “за совращение малолетних” – тост, а оказалось – статья». Я даже не понимал, как обязан тестю и теще, что не оказался за решеткой.

Но в моей голове в тот вечер гуляли совсем иные мысли. Для меня так и осталось тайной, где в Пярну сняла жилье моя «бразильская» подруга. Во всяком случае, сползая с бревен, я понимал, что провожать ее куда-либо сил у меня уже не осталось. Тем более что возникло ощущение, что моя фигура напоминает иллюстрацию к переводам Маршака, где фигурировали «скрюченные волки». Но она и сама не собиралась никуда уходить, и мы тихонько проникли в нашу комнату, где, по моим представлениям, давно уже должен был спать Саша.

Не успели мы с Вероникой залезть в постель, как Саша поднял голову и спросил:

– Как дела?

– Спасибо, ничего, – ответил я.

Но это было только начало. Полночи он каждые десять минут, поднимаясь, интересовался, чем мы занимаемся. Ничем, естественно, заниматься, кроме как отвечать на его вопросы, мы не могли. К утру все уснули совершенно измученные. Причем, как выяснилось, никто из нас так и не разделся.

Спустя много лет Саша скажет: «Я так по-детски тебе завидовал!» То, что завидовал, это понятно, но что тут было детского, для меня загадка.

* * *

Утром, спящие на ходу, мы отправились вместе с Вероникой в будочку-кафе за очередной порцией бутербродов с анчоусами и яйцом.

В маленьком зале за пластиковым столиком, грациозно оседлав стул на гнутых алюминиевых ножках, роскошная мама мальчика Андрюши в одиночестве пила бочковой кофе, разбавленный сгущенкой. Этот кофе имел совершенно одинаковый вкус от Прибалтики до Хабаровского края, будто варили его на всю страну в одной большой кастрюле.

Когда мимо нас пробежал мальчик Андрюша, Саша его поймал и спросил: «Как зовут твою маму?» Мальчик вырвался, добрался до свой красавицы-родительницы и что-то долго шептал ей в ухо. Выслушав ответ, он вернулся к нам, соблюдая безопасную дистанцию, и внятно продекламировал: «Мама сказала, что вы дураки!» Стало ясно, чтоза песню на ночь он ей спел. После такого заявления на нас напала дикая ржачка. Саша даже выскочил, не разгибаясь, из кафе. Вероника застыла, – такого в Бразилии, конечно, не увидишь. Оскорбленная мама Андрюши вслед за Зегалем вышла из кафе. Было такое впечатление, что она собирается пнуть его ногой. Но дипломатическая выдержка победила, и она с гордой прямой спиной отправилась по дорожке к пляжу. Будущий дипломат шел за ней, периодически оборачиваясь и показывая нам язык. Теперь это означало явно не восторг, а осуждение.