Почему у женщин при социализме секс лучше

Очевидно, здесь нет простого ответа. Человеческая сексуальность носит комплексный характер и весьма сложна для изучения, что делает проблемным любое нормативное суждение о сексе. Однако, исключив из рассмотрения людей, выбирающих работу в секс-индустрии без экономической необходимости, я рискну утверждать, что секс не так уж хорош, если вы вынуждены продавать его, чтобы оплатить аренду жилья. Более того, если мужчина понимает, что платит женщине за доступ к ее телу, с чего ему заботиться о ее удовольствии? Он убежден, что с нее довольно компенсации несексуального характера. Если он нанимает женщину убирать дом, волнует ли его, насколько ей нравится процесс? Стоит ли ждать этого от него? В то же время два человека, свободно обменивающиеся своей страстью, намного внимательнее относятся к потребностям друг друга, чем пара, сознательно или подсознательно озабоченная экономическим характером обмена. Но можем ли мы знать это наверняка?

В этом отношении интересен опыт социалистических стран Восточной Европы для понимания нами того, как политэкономия влияет на ухаживания в гетеросексуальных парах. Несмотря на свои недостатки, как мы видели, страны с другой стороны железного занавеса реализовали широкий спектр мер по обеспечению экономической независимости женщины (хотя и с большими национальными различиями), которые должны были бы снизить цену секса, согласно сексуально-экономической теории. Имеются ли свидетельства того, что женщины и мужчины стали видеть в женской сексуальности ценность, которой можно поделиться, а не обменять на ресурсы? По-разному ли воспринимались интимные отношения в капиталистических и социалистических странах? И что произошло после падения Берлинской стены? Вернулся ли описанный Баумайстером и Вос рынок сексуальности с приватизацией и маркетизацией бывшей социалистической экономики?

Все исследования так называемого субъективного благополучия – личной оценки человеком своего счастья или сексуального удовлетворения – имеют общую проблему: эмоциональные состояния людей трудно изучать объективно. При исследовании, например, рака врач может обследовать тело человека и эмпирически установить наличие или отсутствие раковых клеток. Исследуя боль, врачи вынуждены полагаться на сообщения самих пациентов о том, насколько сильно у них болит. Врачи часто оценивают боль по десятибалльной шкале. Это не абсолютная шкала, она строится относительно индивидуального болевого порога пациента. Например, если вы лежите в больнице, врачи и медсестры постоянно просят вас оценить свою боль, чтобы составить представление о вашей индивидуальной шкале и попытаться из нее вывести, какое лекарство вам требуется и в какой дозе. Боль объективно существует, и боль от сломанной бедренной кости сильнее, чем от вросшего ногтя, даже если человек с вросшим ногтем громче вопит, чем больной с раздробленной ногой. Мы знаем это, потому что собрали сообщения о боли всех пациентов с обоими диагнозами и сравнили средние показатели.

Чувства счастья и сексуального удовлетворения в этом отношении больше похожи на боль, чем на рак. Психологи, сексологи и другие исследователи составляют репрезентативные выборки из представителей определенных групп населения и задают индивидам вопросы об их эмоциональных состояниях или чувствах в отношении определенного опыта. Выбор вопросов, то, как именно они заданы, формулировки и последовательность – все это важные аспекты изучения субъективного благополучия. В правильно разработанных исследованиях респондентам многократно задают одни и те же вопросы в разных формулировках, чтобы учесть всевозможные недопонимания и предубеждения. Теоретически, если выборка достаточно велика, возникает определенный паттерн, и можно сделать обобщающие выводы (по крайней мере, в пределах определенного культурного ареала).