Почему умирают гении (СИ)

Между тем, клуб «Господствующая искренность» развивался с каждым днем, а собрания его членов стали носить регулярный характер. После того, как Маврикий и Августин создали в интернете специализированный сайт, от желающих прийти на пустырь и представить свои произведения не было отбоя. Но приглашения получали далеко не все, а лишь те люди, чье творчество, по мнению основателей клуба, гармонировало с их собственной философией, несло в себе мощный энергетический заряд, было направлено против общества, его моральных принципов и устоев. Так, сегодня Августин и Маврикий ждали сразу трех гостей — Эль Матадора, Ласкалу и Багиру.

Но если первые двое особого впечатления на Августина не произвели — да, интересные творческие натуры с нестандартным мышлением и красивыми стихами, но не более того — то Багира запала в самое сердце. Высокая, статная девушка в черных кожаных штанах и вязаной кофте влетела на пустырь, как ураган. В каждом ее движении чувствовалась сила, после каждого шага словно сотрясалась земля. Черные тени под глазами и черная же губная помада делали ее и без того таинственный образ вызывающим и дерзким, от горящих огнем глаз хотелось спрятаться. А ее стихи… Когда она вышла на импровизированную сцену и принялась читать — равнодушным не остался никто. Она читала их с придыханием, слова будто отскакивали от ее губ и ударялись в стены, настолько эмоциональной и яркой была эта речь. Такая же дерзкая и вызывающая, как и сама Багира…

Я слышала где–то в толпе:
«В продаже старые клоуны».
Один из них жалобно пел,
умело боль зарифмовывая.
Иссякла улыбок река,
в душе нынче климат засушливый,
и вот все они с молотка
пойдут, став живыми игрушками, —
и будет, хрустя, их жевать
толпа, как большая столовая.
…Осталась моя голова —
по–клоунски размалёванная…[3]

Августин не смог сдержать эмоций и зааплодировал, а затем сам взобрался на сцену, желая представить стихи, написанные вчера на полупьяную голову в порыве очередной депрессии.

Удар по сердцу, и боль наружу.
Понял я, что свет мне больше не нужен.
Лишь только тьма меня не осудит,
И Бога теперь в моей жизни не будет.
Я испытывал боль, позор и презренье,
Лишь когда умирал — я был счастлив мгновенья.
Теперь я понял, что враги бесконечны,
А слезы мои, как и силы не вечны.
Зачем ты придумал людей, о мой Боже?
Я ухожу, и ты мне больше не нужен.
Тебе принципы, Боже, важней разуменья,
И адовы муки ты зовешь избавленьем.
А люди в руках твоих словно игрушки,
Захочешь — черви, а захочешь — лягушки.
А мы, о Боже, мы ведь тоже живые,
Но мы старики, а они молодые…
А люди твои нас презирают,
Одних калечат, а других убивают.
Ты подумай, мой Бог, в эту зимнюю стужу,
А я ухожу — твой светлый мир мне не нужен[4]

…

И вновь раздались аплодисменты, и Августин с огромным удовлетворением заметил, что Багира, эта чертовка с бесноватым взглядом, тоже приветствовала его…

— А может курнем травки? — произнес Эль Матадор и извлек из кармана несколько косячков.

— А что, какой же творческий кружок без марихуаны? — ответил Маврикий. — Давай!

Через пять минут все помещение заволокло сладковатым дымком. Потом кто–то вновь вышел на сцену и читал стихи, кто–то устроился рядом с холодильником и пил водку, Августин же, подгоняемый наркотическим дурманом, подкрался к Багире и прижался к ней всем своим телом.

— И как тебе у нас, моя принцесса, еще вернешься или сгинешь навсегда? Смогу ль тебя обнять еще за плечи, взглянуть хоть раз в безумные глаза?

Повернув голову и направив на Августина свой пристальный взор, Багира улыбнулась и облизнула кончиком языка его нос.

— Конечно, я приду еще, коль пригласишь. Кстати, у тебя хорошие стихи.

— Спасибо, ангелок. Из уст твоих и мат звучал бы песней!