Почему в Америке нет внешней разведки?

С особой силой эта внутренняя направленность славных чекистских органов проявилась в годы войны. Посмотрите на армию в мирное или в военное время. Армия существует для борьбы с внешним врагом. В армии есть разведывательные отделения, взводы, роты, батальоны, полки, бригады, есть разведывательные пункты, центры, отделы и управления. На самом верху – ГРУ ГШ – Главное разведывательное управление Генерального штаба. Никому в голову не приходило уточнять: Главное разведывательное управление по борьбе с внешними врагами. Это и так ясно. С военными разведчиками все просто. Всегда понятно, против кого они работают. А у чекистов иначе. Они работают на два фронта: немного против внешнего врага и очень много – против своего народа. Потому на войне у чекистов были зафронтовые разведчики. Этот странный термин пришлось ввести для того, чтобы отличать относительно небольшое количество разведчиков НКВД, которые работали против внешнего врага, от основной массы «разведчиков», которая против внешнего врага не работала, а выполняла некие иные весьма туманные функции. Фронтовой люд их называл не иначе как – «тоже разведчики», с добавлением специфических терминов русской словесности весьма высокой концентрации.

Через много лет после войны мне пришлось столкнуться с одним из таких «тоже разведчиков». В мобилизационных отделах и управлениях штабов хранятся карточки на все мужское население страны, ибо при мобилизации все мужики до весьма почтенного возраста включительно подлежат призыву. Каждый строевой офицер в мирное время обязан изучать свой приписной состав т.е. знать тех, кто в случае мобилизации попадет под его командование. И вот сижу в огромном подвале, сортирую бумаги, и попадает мне в руки учетная карточка разведчика-фронтовика. Боевых наград – полная грудь. Призывать его уже явно не будут, и выходит, что его боевой опыт пропадет зря. Дай, думаю, фронтовика-разведчика приведу в гости к солдатикам 808-й отдельной разведывательной роты Спецназ. Пусть опытом поделится. Благо, что живет рядышком. Нашел я того фронтовика, приглашаю: так, мол, и так, святое дело – фронтовой опыт молодому поколению передать. А он уперся: нельзя. Чем больше он отказывается-отнекивается, тем больше во мне интерес распаляет: война давно кончилась, а он какие-то великие тайны хранит! История долгая, но я его расколол. Понятно, закусили хорошо, и выпили досыта. Докладывает дядя, что был он на войне разведчиком, но не зафронтовым, а куда более важным. Разведчиком он был внутренним. Войну свою он отвоевал в районе Саратова и Куйбышева, там, куда война не докатывалась. Он всю войну просидел в нашем фильтрационном лагере. Бездарная коммунистическая власть сдала миллионы своих солдат в гитлеровский плен. Выживших возвращали из плена и гнали сквозь фильтрационные лагеря. Прикинем, сколько нужно иметь таких лагерей, чтобы пропустить через них хотя бы один миллион солдат. А ведь сквозь фильтрационные лагеря пропускали не только тех, кто был в плену, но и тех, кто в плену не был, но был в окружении. А это тоже миллионы. В каждом лагере целая комиссия следователей: где был, что делал, кого встречал, что о них скажешь? Каждый рассказывает о себе и о всех, кого знал и видел. Ты рассказываешь о многих, и о тебе многие рассказывают. Миллионы протоколов сопоставляются. Кроме того, в каждом фильтрационном лагере – целый штат «тоже разведчиков». Они не в кабинетах. Они за проволокой сидят. Они прикидываются окруженцами или побывавшими в плену. Они именуются внутрилагерными или внутрекамерными разведчиками. Они и махоркой поделятся, краюшку хлеба дадут, у них и фляжка спирта может обнаружиться (в санчасти якобы украли), с ними на нарах можно закусить-выпить, они свою горькую историю расскажут и внимательно выслушают чужую. И доложат. И получат орденок. За мужество, отвагу и героизм.

Такой «тоже разведчик» сидел передо мной. Четыре года войны он просидел в глубоком тылу, в тысяче километров от фронта. Но ему шел фронтовой стаж: год за три. Как всех, его вызывали на допросы. Но это были не допросы, а доносы. Во время докладов его кормили жареной картошкой и американской тушенкой. Ему полагалась такая же норма, как и тем разведчикам, которые ходили в немецкий тыл. С шоколадом и сгущенным молоком. И на его сберегательную книжку ложились изрядные тысячи рублей. И воинские звания шли. И орденов добавлялось. И он считал себя фронтовиком. И он считал, что его работа внутреннего разведчика НКВД была важнее работы зафронтовых разведчиков. И он бахвалился орденами Красного знамени и Красной звезды, боевой солдатской медалью «За отвагу». После его докладов кому-то давали сроки, а кого-то выводили в овражек за зону. Может быть, он сам туда и выводил тех, с кем вчера на нарах байки травил. А если не выводил, откуда ордена? Танков немецких не останавливал, самолетов не сбивал.