Конечно, это был далеко не лучший момент в истории Британской империи. Современные аналогии никогда не бывают точными. Однако все это весьма напоминало то, как если бы в ответ на крупную облаву, устроенную Агентством США по контролю за применением законов о наркотиках, Тихуанский картель[5] заставил бы мексиканское правительство отправить войска в Сан-Диего и потребовать, чтобы Белый дом выплатил наркобаронам компенсацию за конфискованный при облаве кокаин по уличной стоимости (плюс проценты, плюс затраты за его доставку), а также оплатил бы затраты на военную экспедицию. Представьте также, что, пока все это происходило, по соседству мексиканский флот захватил бы остров Святой Каталины, как базу для будущих операций, и угрожал бы блокировать Вашингтон до тех пор, пока конгресс не предоставит тихуанским наркобаронам монопольные права в Лос-Анджелесе, Чикаго и Нью-Йорке.
Разница тут, разумеется, в том, что Мексика не имеет возможности бомбардировать Сан-Диего, а вот Британия в 1839 году могла делать все, что хотела. Британские корабли легко сокрушили китайскую оборону, после чего Ци Ин подписал унизительный договор, открывший Китай для торговли и миссионеров. Жены Даогуана не были отправлены в Лондон — как это было сделано с Альбертом, отвезенным в Пекин в той сцене, которую я живописал в начале этого введения. Однако данная «опиумная война» все равно стала поражением императора. Он подвел 300 миллионов своих подданных и предал две тысячи лет традиций. Для него справедливо было считать такой исход провалом. Китай был разгромлен. Наркомания стремительно распространялась, государство утратило контроль за развитием событий, а традиции и обычаи были порушены.
В этом смутном мире объявился неудачливый кандидат в государственные чиновники Хун Сюцюань, выросший неподалеку от Гуанчжоу. Четыре раза Хун приходил в город сдавать трудные экзамены, что требовалось для зачисления на государственную службу, и четыре раза терпел полный провал. В итоге в 1843 году он вновь потерпел неудачу и был вынужден вернуться в свою деревню. Когда у него была лихорадка, ему пригрезилось, как ангелы забрали его на небеса. Там он встретил человека, который (как он затем рассказал) был его старшим братом, и двоих стоявших плечом к плечу побежденных им демонов. И на них пристально смотрел их бородатый отец.
Никто в деревне не мог разъяснить смысла этого сна, и Хун, по-видимому, сам забыл о нем на несколько лет, покуда однажды не открыл небольшую книжку, которую ему дали в Гуанчжоу во время одной из его поездок на экзамены. В этой книжке кратко излагались христианские священные тексты, и Хун понял, что в ней содержится ключ к истолкованию его сна. Братом в его сне был, очевидно, Иисус, так что Хун мог считаться китайским сыном Бога. Он и Иисус преследовали демонов на небесах. Однако его сон, похоже, означал, что Бог хочет, чтобы Хун изгнал их также и с Земли. Соединив воедино элементы евангельского христианства и конфуцианства, Хун провозгласил создание «Небесного государства великого благоденствия». Недовольные крестьяне и бандиты стекались под его знамена. В 1850 году его разношерстные полчища разгромили дезорганизованные императорские армии, посланные против него, после чего Хун, следуя воле Бога, стал проводить радикальные социальные реформы. Он перераспределял землю, законодательно ввел равноправие для женщин и даже запретил бинтование ног.