Отрезанная голова вспорхнула в воздухе, описав пару кругов вокруг своей оси, прежде чем угодить стоящему на коленях прямо в руки. Мужчина машинально схватил ее, чем окончательно и добил свое «психическое здоровье» — утратив связь с реальностью чуть больше чем полностью. Дрожащей рукой, он вытянул пистолет из кобуры на поясе и приставил к виску. Под тяжелым стальным взором монстра, блистающим слабым синим огнем в полумраке — мужчина спустил курок — издав протяжный вой и прижимая к груди изо всех сил, безжизненный кусок человечины, струившейся кровавыми ручейками.
Странник хмыкнул и потихоньку направился дальше.
Лаборатория должна быть совсем рядом.
Госпиталь как госпиталь. Со всеми «исходящими». Большого размера, разве что…
Сопротивление охраны лаборатории было смято яростным натиском чудовища — торопившегося в дальше и дальше, в глубины подземного комплекса. Подвалы под госпиталем были поистине выдающихся размеров. Бетонные перекрытия, толстые стены и потолки — могли запросто послужить бомбоубежищем при необходимости. Пустующие сейчас темные унылые коридоры, обагренные кровью несчастных — тянулись и петляли, заводя все дальше и ниже. Потребовалось бы неимоверная уйма времени для того что бы найти здесь одного единственного человека. Но Он не мог ее оставить. Не мог бросить. Если был хотя бы один шанс, что она жива — Феникс был обязан проверить. Он предпочел бы лишиться глаз, чем ее не видеть, лишиться жизни, чем ее покинуть. Она — Его душа, вот он и будет ее беречь, как собственную душу. Ту, что утратил. Ту, что нашел в ней.
Ведомый только Ему одному способ, или ощущение, или знание — называйте как хотите, хоть бы и «нюхом» — Странник вышел к усиленной металлической двери, с мизерными смотровыми оконцами. Двери были заперты на два толстенных стальных засова, а ручки на дверях — опутаны цепью с внушительным замком. Он заглянул через одно из окошек и судорожно вздохнул.
Клементина почувствовала странное ощущение. Словно тепло собиралось в области солнечного сплетения закручивающимся клубком. По спине пробежали колющие мурашки, а все конечности невольно напряглись сами собой. Она вскинула голову насколько позволял сковывающий ошейник и уставилась на двери впереди, широко раскрытыми глазами. Громкий выстрел, от которого по стенам ее камеры пробежала дрожащая волна возмущения, и сразу же за ним — двери распахиваются, выгибаясь неестественным образом. В открывшимся проходе — возникла неподвижная темная фигура, очертания коей были чертовски сильно знакомы девушке. Он не торопился, осторожно шагнув вперед, будто страшась чего-то перед Собой. Неуверенными движениями Он приблизился к дочери — не спускающей с Него серьезного взора.
— Пришел… наконец…
— Я за тобой.
— Неужели? — она презрительно оскалилась, — В самый последний момент, да?
Отец молчал и взгляд Его был направлен сквозь нее. Пересохшее горло отказывалось выдавать нормальную речь, а вид скованной Клементины вызывал неуправляемый приступ гнева и боли.
— Убери уже эти проклятые цепи! — категорично заявила Клементина.
Странник отошел на пару шагов назад, по-прежнему с отсутствующим взором — не до конца придя в себя от такой картины. Фактически «распятая» цепями, стоящая на коленях Клементина — глядела на Него выжидающее. Немного злостно. Немного с отвращением. Ошейник — с натянутыми влево, вправо и назад цепями, от чего движения головы были сведены практически на нет — впился в кожу с такой силой, что на шее виднелись вздувшиеся, синие вены и кровоподтеки. Руки — растянутые подобным же образом — мелко дрожали. Стоя на коленях — ее била дрожь от напряжения, но никакой возможности опустится не представлялось. Стоило Клем подастся вперед — и натягивался ошейник душивший ее; стоило попытаться присесть назад — как цепи болезненно натягивали руки. Отстрелив сперва оковы на шеи, и разобравшись с путами на руках — Странник обернулся помочь, упавшей ничком Клементине. Но она отдернула руку, зайдясь в сиплом выворачивающем кашле. Измученное тело отказывалось слушаться, но упертость девушки была намного сильнее чем физические данные. Приподнявшись сперва на дрожащих руках; продолжая подниматься все выше, по сантиметру, на ослабших ногах; на четвереньках, неумолимо и бесповоротно — она старалась выбраться из камеры. Такое беспощадное отношение к собственному телу, было вызвано отнюдь не желанием поскорее покинуть место своего заточения. Скорее, Клем физически не могла выносить Его присутствия. Несколько попыток Феникса поднять ее — наткнулись на холодное презрение и приказной тон голоса, извещавший Его, что бы «не смел ее трогать»…
— Клем…
Короткий, резкий и шумный выдох:
— Потом поговорим.