Почему Вселенная не может существовать без Бога?

Сегодня искание практически полностью является частным делом, и единодушия в цели такого искания нет никакого. Требуется немалое мужество, чтобы отступиться от религии, в которой мы были воспитаны. Немецко-американский протестантский теолог и философ-экзистенциалист Пауль Тиллих в 1952 году написал бестселлер «Мужество быть», отразивший страх людей его поколения перед атомным веком. Холокост и ужасы двух мировых войн соскоблили веру в Бога до самых последних слоев краски. Жизнь бессмысленна – таково было общераспространенное мнение, царившее в те годы. Тиллих, видя такую ситуацию, задает вопрос: «Для чего мы здесь?» Жизнь, говорит он, автоматически ставит этот вопрос. Если жизнь заставляет вас спрашивать, почему вы здесь, – значит, вы автоматически хотите получить ответ. Два вида деятельности – задавать самые насущные экзистенциальные вопросы и отвечать на них – формируют круг. Вопросы приводят к ответам исключительно в силу той причины, что вы живете.

Я не думаю, что ситуация, описанная Тиллихом, с тех пор значительно изменилась. Сегодня Бог низведен до уровня персонажа бытовых анекдотов, а терроризм стал повседневным жупелом, хотя угроза ядерного уничтожения стала понемногу идти на убыль. У ищущего нет того прочного помоста веры, на котором он мог бы стоять. Найти в себе мужество быть – значит возвысить свое сердце, дабы оно поднялось над бессмысленностью существования.

Эта смелость не кажущаяся и не внушенная. Во многих отношениях поиск трудней обретения самой веры. Вера – пассивное действие; она не требует постоянного самоанализа и исследования себя, как этого требует искание. Верующие, теряя веру, становятся нервными, их одолевают мучительные сомнения и неуверенность. Поэтому они должны отгонять эти сомнения. Искание же, с другой стороны, начинается с сомнений, которые служат основой для поисков истины. Оно приветствует неуверенность, которая в данном случае лучше, чем жесткая, догматичная уверенность. Ищущие – смелые люди: они не боятся быть отличными от большинства, не боятся отречься от привычного уюта религиозной общины внутри церковных стен. Они открыты различным духовным идеям из других традиций, помимо иудео-христианской. Именно по этим причинам современное светское общество, которое вовсе не враг духовности, и создает благодатную почву для нее.

Когда кто-то говорит мне, что он нашел Бога, меня тут же подмывает спросить его, как этот Бог выглядит. Если бы говорящий дал мне вполне определенный ответ, я бы попросил его продолжить поиски. Вот что имеют в виду буддисты, когда ответствуют: «Если встретишь на пути Будду, убей его». В предвзятом мнении нет никакого проку: если оно и ведет к чему-то, то лишь к желанию вновь ухватиться за тот же вымысел. Бог же – или Будда – не поддается никакому вымыслу. Впрочем, я стараюсь не говорить это людям ищущим, ибо это пахнет капитулянтством. Я просто говорю, что вопросы, окружающие Бога, вторичны. Прежде чем вы сможете познать Бога, вам нужно познать реальность.

Если бы мне пришлось назвать одну движущую силу, превращающую обычного человека в человека ищущего, я бы предпочел эту: люди хотят быть реальными. Желание верить, которое в прошлые столетия фокусировалось на Боге, вылилось в стремление к реальной жизни – той жизни, которая консолидирует, которая обогащает смыслом и целью, которая приносит исполнение желаний. Холокост и все прочие массовые ужасы породили жуткое чувство нереальности. Чувство неприкаянности становится таким глубоким и всепроникающим, что мы буквально несемся по жизни, работая как безумные и с еще большим безумием предаваясь развлечениям, даже не сознавая и не отдавая себе отчет в том, что существует иная реальность.

Но в самом начале, когда современная жизнь только-только стала пугать своей нереальностью, только у нескольких свидетелей хватило мужества взглянуть этой правде в лицо. Примо Леви, итальянский еврей, – один из немногих, кто был отправлен в Освенцим и выжил. В конце 1940-х годов, через несколько лет после того как советская армия захватила концлагерь и освободила узников, Леви написал трогательные воспоминания о том, каково это – вернуться в родной Турин, где все хотят одного – забыть о нацистах и возвратиться к обычным желаниям и радостям жизни. Поначалу Леви только и делал, что настойчиво говорил всем об Освенциме: не в состоянии молчать об этом ужасе, он останавливал прохожих на улице или обращался к незнакомым пассажирам в поездах. Это пошло ему на благо, ибо он в конце концов восстановил утраченную было связь с людьми. Но он больше не чувствовал, что он реален, как это чувствовали другие. Ему казалось, что он отделен, изолирован, что он блуждающий призрак. Его борьба с самим собой за то, чтобы вновь почувствовать себя реальным, иногда доходила до крайностей. Один из его друзей вспоминает такой необычный эпизод: когда Леви проходил мимо куста дикой хурмы, он внезапно с маниакальным остервенением набросился на него и начал рвать и жадно пожирать плоды.