Точка зрения, выражаемая скептиками, на мой взгляд, привлекает к себе внимание самой широкой общественности и охотно принимается всеми, особенно если ее цели – легкие мишени. Журнал «Скептик» посвящает десятки страниц разоблачению шарлатанов, невежественных знахарей и псевдоученых. Но при этом практически не уделяет никакого внимания серьезным статьям и теоретическим размышлениям о Боге, душе, сознании и природе реальности. Он обносит высоким забором обычные, материалистические объяснения (которые считаются правильными и достоверными), а что по ту сторону забора – это уже неважно, ибо там непроглядная тьма обманутого иллюзиями ума. Выведение на чистую воду знахарей и шарлатанов, несомненно, служит добрым целям. Но в целом разоблачение жульничества имеет весьма незначительную ценность, хотя обычно именно жертвы поднимают тревогу, а не ученые скептики. Но когда скептики в ходе развязанного ими крестового похода посягают на по-настоящему честных, глубоких и прозорливых мыслителей, это наносит делу серьезный вред. Например, все те, кто в свое время продвигал медицину, рассматривающую ум и тело в неразрывном единстве, тоже подвергались осмеянию и поношению как шарлатаны. Помню, как в 1980-х годах члены совета факультета Медицинской школы в Бостоне буквально кипели от еле сдерживаемого раздражения, когда я или любой другой доктор медицины высказывал предположение, что взаимосвязь между умом и телом вполне реальна. Спонтанная ремиссия раковых заболеваний практически совершенно не бралась во внимание. (Один известный онколог как-то сказал мне, что для него и его коллег рак был своеобразной игрой в большие числа: их совершенно не интересовали те редкие случаи, когда опухоль исчезала бесследно без медицинского вмешательства.) Если брать в целом, то скептицизм и сомнение все же наносят вред человечеству, подавляя любопытство и прикрывая свою нетерпимость оправданиями, что, мол, при изучении неизвестного достоверными могут считаться только официальные научные выкладки. Это можно назвать, пожалуй, институциональным любопытством.
С Богом все гораздо сложней. С точки зрения скептиков, вера разрушает вероятность того, что человек может выступать в роли разумного мыслителя. И, как только вы употребляете роковое слово «сверхъестественный», это сразу же дает повод для высокомерного отклонения любой идеи. Фрэнсис Коллинз, как я уже говорил, не только известный генетик и директор Объединения национальных институтов здравоохранения, но и еще весьма активный верующий христианин. В силу своего уникального положения он может служить прекрасным образчиком вполне разумного отношения к религии.
Вот как описывает Коллинз в своей книге «Язык Бога» то духовное переживание, которое радикально изменило всю его жизнь.
”
Однажды в прекрасный осенний день, когда я бродил по Каскадным горам, величие и красота Божьего творения сокрушили меня и сломили мое сопротивление. Повернув за угол и неожиданно увидев удивительный по красоте замерзший водопад высотою в сотни футов, я вдруг понял, что мои поиски завершились. На следующее утро, на рассвете, в час, когда вставало солнце, я опустился на колени в росистую траву и предал себя Иисусу Христу.В этом описании пикового переживания, когда повседневный мир привычных форм и явлений вдруг резко меняется, нет ничего такого, в чем можно было бы усомниться. Для самого Коллинза это пиковое переживание претворилось в религиозный смысл, как оно, наверное, претворяется почти для всех ищущих. Но ум у каждого человека свой, и у одних он действует так, а у других иначе. Известный ландшафтный фотограф Ансель Адамс тоже пережил нечто похожее во время своих скитаний по горам Сьерра-Невады, но его интерпретация случившегося вылилось в художественное прозрение. Как видите, оба пережили чудо и оба испытали священный трепет перед величием природы. Коллинз посвятил свою жизнь Христу, а Адамс – фотографии. На их примере видно, что пиковое переживание окрашено неким общим или сходным для всех событием: в момент внезапного расширения сознания маска, за которой скрывается материальный мир, спадает, и обнажается некий скрытый смысл.