В историческую эпоху в русских степях жила иная дикая лошадь, более изящная, на которую охотились наши славянские предки. Владимир Мономах в своем «Поучении» сообщал, что он сам «диких коней ымал и вязал своими руками».
В начале XIX в. табуны диких (и одичавших) коней еще бродили по степям Украины и Предкавказья. Их называли тарпанами, и были они мышастой масти, со стоячей гривой и темным ремнем по хребту. Последние тарпаны исчезли в степях Украины в середине XIX в.
Кроме степных тарпанов, в XVIII и начале XIX в. в лесах Польши и Белоруссии жили лесные тарпаны, от которых, возможно, происходят некоторые отродья лошадей Восточной Прибалтики.
Особый вид лохматой лошадки Черского обитал в последнюю ледниковую эпоху на крайнем северо-востоке Сибири и на Аляске.
В 1965 г. при проходке на глубине 8 м золотоносной штольни в долине речки Селерикан, в верховьях Индигирки, горняки с изумлением обнаружили свисавшие с потолка задние ноги и хвост лошади. Прибывшие из Якутска зоологи извлекли из потолка штольни переднюю часть туловища и шеи, а в отвалах террикона нашли ноги и остаток хвоста. Головы обнаружить не удалось. Судя по тому, что лошадиный труп как бы «стоял на дыбках» в сильно льдистой илистой породе, с обилием щебня, можно думать, что животное попало либо в ледовую промину, либо в грязевой (селевой) поток и после бесплодной борьбы замерзло. Голова, оказавшаяся на поверхности, была, вероятно, оторвана волками или медведями. По пережеванной траве с зрелыми семенами и веточками кустарников из желудка и кишечника удалось установить, что лошадь погибла во второй половине лета.
Селериканский жеребец был небольшого роста — 135 см в холке, плотно сложен, с короткими метаподиями (пястью и плюсной) и с массивными копытами. Окраска его была буланой или коричневой с темным ремнем по хребту, черной гривой и хвостом. По форме и распределению волос этот хвост похож на хвост лошади Пржевальского из пустынь Монголии, но арктическая лошадь резко отличалась от той короткими пястью и плюсной, а также окраской.
Абсолютный возраст мумифицированной мускульной ткани Селериканской лошади по радиоуглероду С14
оказался 37000±300 лет. Это было время потепления (вюрм I–II) и сильного вытаивания грунтовых льдов, а также развития зоны светлохвойных лесов. Оказалось, что кости скелета этой лошади вполне сходны с такими же, находимыми в сартанских слоях по всему северо-востоку Сибири. Поэтому мы предложили ее назвать лошадью Черского в память ученого, впервые описавшего ее череп и скелет.Лошадь Черского, вероятно, дожила местами до современности и, возможно, была частично одомашнена якутами, пришедшими в бассейн Лены и Индигирки в XIV в. Ламуты (эвенки), кочевавшие по средней Колыме, сообщали в 1901 г. Е. В. Пфиценмайеру (Pfizenmayer, 1926), раскапывавшему Березовского мамонта, что они охотятся на «диких белых лошадей, обладающих вкусным мясом».
Зоогеографы всегда утверждали, что в прериях Северной Америки до прихода европейцев не было лошади, так как лошади ледниковых эпох якобы полностью вымерли там к голоцену. По школьным представлениям, двухмиллионное поголовье мустангов, которое существовало в прериях к началу XIX столетия, сформировалось из одичавших и размножившихся лошадей, завезенных испанцами и последующими европейскими иммигрантами (начиная с XIV в.). Истину установить теперь трудно, но есть мнение, что плейстоценовые американские лошади не вымерли полностью, а только сильно сократились в числе. При встрече со своими европейскими родственниками они дали новую вспышку размножения в виде гибридных мустангов. Как бы то ни было, от всего лошадиного богатства в наши дни уцелело лишь несколько десятков диких лошадей Пржевальского, обитавших еще в конце прошлого столетия в степях и пустынях Джунгарии и Монголии, а теперь оставшихся только в некоторых зоопарках Европы. Долгое время лошадь Пржевальского считалась единственным уцелевшим предком домашней лошади и идентичной тарпану, пока Б. Ф. Румянцев (1936) не доказал, что она стоит ближе к зебрам и полуослам — куланам.
На судьбах диких потомков лошадей и полуослов особенно сказалось прямое влияние человека в последние века исторической эпохи.
Среди немногих уцелевших крупных видов мамонтовой группировки северный олень замечателен своей экологической пластичностью и морфологическим постоянством. В его конституции оказались заложены такие черты, которые позволили ему пережить все передряги ледниковых и послеледниковых эпох. Среди своих собратьев по семейству оленьих — плотнорогих парнокопытных — северный олень выделяется затейливо разветвленными рогами, вырастающими ежегодно не только у самцов, но и у самок.