Почему вымерли мамонты

Был жаркий август 1965 г., когда автор этой книги очутился среди топей Луизианы — в дельте Миссисипи. По открытым плесам, окаймленным стенами тростников, легкий ветерок перегонял пышные фиолетовые островки болотных гиацинтов. В рощах болотных кипарисов свисали с ветвей седые бороды — плети эпифитов. В переплете корней бочком пробирались оранжевобурые крабы, мелководные заливчики временами бороздили зубчатые спины аллигаторов и крючковатые головки хищных черепах. На кочках у воды кормились ондатры и нутрии, по обсохшей кромке ила изредка пробегали болотные зайцы, водяные курочки и медленно вышагивали цапли. Над зарослями тростника непрерывно порхали скворцы.

Трудно себе представить угодья, более богатые жизнью, а ведь зимой при появлении стай чибисов, фламинго, лебедей, уток, лысух, бакланов и пеликанов здесь становится еще оживленнее! Тысячелетия накопили в этих болотах слоеные толщи тростниково-нимфейного торфа, ракушечников, песков и ила, косточек и костей миллионов живших когда-то существ.

Полная противоположность этой картине теплых болот юга — колоссальные унылые пространства сфагновых моховых болот в тайге и тундре Азии и Северной Америки. Жизнь в болотах Арктики и Субарктики жестко сезонна и заметна главным образом летом по мириадам кровососов — комаров, заставляющих скрываться или убегать на ветровые участки всю теплокровную живность. Несколько видов сиговых рыб, огромные обросшие мохом щуки, два-три вида лягушек и тритонов, несколько десятков видов гнездящихся, перелетных и оседлых птиц — воробьиных, куликов, уток, гусей, белых и тундровых куропаток, одиночные пары серых и совсем редких белых журавлей, — немногие виды полевок, леммингов, заяц-беляк, северный олень, песец и волк — вот характерное и в общем-то не густое летнее население позвоночных этих озер и болот. Зимой озера промерзают до дна либо сохраняют под полутораметровой толщей льда небольшой слой воды.

Как и многие другие типы местообитаний, болота и зарастающие озера были одновременно и «кладбищами», при этом кладбищами «инситными», а следовательно, особенно интересными для палеоботаника, палеозоолога и геолога.

Отложения зарастающих торфяной сплавиной наших северных озер и болот представлены озерным илом — сапропелем и собственно сфагновым или осоково-нимфейным торфом. В этих двух слоях и бывают заключены остатки животных четвертичного периода. В донных иловатых отложениях они лучшей, полной сохранности, в покровной толще полуперепревшего мха — нередко трухлявые или полуразрушенные.

Яркое представление о животном мире эпохи отложения торфяников можно составить, раскапывая и изучая древние мезолитические и неолитические стоянки на месте заторфованных и высохших озер. Таких озерных стоянок — бывших свайных поселений — много в восточной Прибалтике, в Белоруссии и Псковской области. Пытаясь обезопасить себя от враждебных соседей и дикого зверя, племена нового каменного века Европы вбивали длинные ряды свай в дно облюбованных озер, а на них устраивали деревянные помосты с хижинами для жилья и загонами для домашнего скота — торфяных свиней, коз, мелких коровенок и собак — торфяных шпицев. В свайных постройках было удобно защищаться, убирая береговой мостик, а главное — спокойно спать. Вряд ли люди жили в этих надозерных хижинах зимой, когда враждебные соседи не имели большого желания и возможности передвигаться и воевать. Такие хижины было трудно обогреть и натопить. Вероятно, жители свайных поселений переселялись на зиму в землянки на берегах озер. За летние сезоны первобытные охотники и рыбаки 5–6 тысяч лет тому назад набросали между свай на дно озер множество костей щук, окуней, карасей, лебедей, гусей, уток, волков, медведей, кабанов, лосей, благородных оленей, первобытных туров, зубров. Существуют большие списки животных из слоев озерных поселений и захоронений восточной Прибалтики (Паавер, 1965).