Почему же не Эванс? Убийство в восточном экспрессе. Трагедия в трех актах. Разбитое зеркало

— Отравлен никотином. Звучит не очень убедительно — как-то не верится, что от никотина может случиться удар. Ничего не понимаю.

— И что же вы намерены делать?

— Что делать? Заказать на сегодняшний же вечер место в спальном вагоне «Голубого экспресса».

— Отлично, — сказал мистер Саттертуэйт. — Вероятно, и я поступлю точно так же.

— И вы? — удивился сэр Чарлз.

— Именно. Такие происшествия как раз по моей части, — скромно ответил мистер Саттертуэйт. — Я… э-э… у меня есть некоторый опыт. К тому же я хорошо знаю полковника Джонсона, начальника тамошней полиции. Такое знакомство нам пригодится.

— Спасибо, старина, — с чувством сказал сэр Чарлз. — Итак, иду в железнодорожную контору.

«А девица-то не промах, — подумал мистер Саттертуэйт. — Своего добилась. Заставила-таки сэра Чарлза вернуться. Знать бы еще, что в ее письме правда, а что она присочинила. Мисс Литтон Гор обожает приключения, это бесспорно».

Пока сэр Чарлз добывал билеты, мистер Саттертуэйт прогуливался по парку, не без приятности для себя размышляя о мисс Литтон Гор. Ее находчивость и напористость восхищали его, заставляя умолкнуть слабенький голос викторианской нравственности, осуждающей тех представительниц прекрасного пола, которые в сердечных делах осмеливаются поступать слишком решительно, отнимая эту возможность у сильной половины рода человеческого.

Мистер Саттертуэйт, как уже упоминалось, отличался редкой наблюдательностью. Внезапно он прервал свои размышления о женском поле вообще и о мисс Литтон Гор в частности, воскликнув про себя: «Ну и голова, ни дать ни взять — яйцо! Где-то я уже ее видел… Но где?»

Обладатель головы столь редкостной формы сидел на скамье, задумчиво глядя в пространство. Это был коротенький человечек с большущими усами, которые до смешного не вязались с его ростом.

Невдалеке, недовольно хмурясь и переминаясь с ноги на ногу, стояла маленькая английская девочка. Время от времени она в задумчивости принималась пинать носком туфельки бордюр, окаймляющий клумбу с лобелией[170].

— Ну, что ты делаешь, дорогая! Перестань, пожалуйста, — рассеянно сказала ей мать и снова погрузилась в модный журнал.

— А что мне ещё делать? — буркнула малышка.

Низенький человечек обернулся к девочке, и тут мистер Саттертуэйт узнал его.

— Мосье Пуаро, — сказал он. — Какая приятная неожиданность!

Мосье Пуаро поднялся со скамьи и отвесил изысканно-вежливый поклон:

— Enchante, monsieur[171].

Обменявшись рукопожатием, оба джентльмена уселись рядом.

— Такое впечатление, что все съехались в Монте-Карло. Полчаса назад я встретил тут сэра Чарлза Картрайта, а теперь вот вас.

— Разве сэр Чарлз тоже здесь?

— Да, занимается парусным спортом. Вы слышали, что он навсегда расстался с Лумаутом?

— Нет, не слышал и, признаться, очень удивлен.

— А я нет. Видите ли, Картрайт не из тех, кто способен навсегда удалиться от света.

— Да-да, в этом-то я целиком с вами согласен. Меня удивляет другое. Ведь, кажется, у сэра Чарлза есть особая — и надо сказать, обворожительная! — причина, удерживающая его в Лумауте, а? Разве я не прав? Эта забавная девчушка, которую все зовут Мими?

Глаза Пуаро лукаво поблескивали.

— О, значит, вы тоже это заметили?

— Разумеется. У меня безошибочный нюх, впрочем, у вас, кажется, тоже. Ах, la jeunesse![172] Она так трогательна!

Он вздохнул.

— Да-а, насчет причины вы попали в самую точку, — сказал мистер Саттертуэйт. — Однако именно поэтому-то сэр Чарлз и бежал из Лумаута.

— Бежал от мадемуазель Литтон Гор? Но ведь он ее обожает, это ясно как день. Зачем же бежать?

— Ах, мосье Пуаро, вам этого не понять. Чисто национальные комплексы, свойственные только нам, англосаксам.

Однако мосье Пуаро продолжал развивать свою мысль.

— Конечно, — сказал он, — это лучший способ достичь своей цели. Стоит только бежать от женщины, как она тут же бросится вдогонку за вами. Безусловно, сэр Чарлз, столь опытный в сердечных делах, хорошо это знает.

Рассуждения мосье Пуаро позабавили мистера Саттертуэйта.

— Признаться, у меня на этот счет иное мнение, — сказал он. — А что привело сюда вас? Вы на отдыхе?

— Да, теперь это мое обычное времяпрепровождение. Видите ли, я весьма преуспел в своей профессии. Нажил изрядное состояние. Ушел в отставку. Теперь вот путешествую, смотрю на мир.

— Превосходно!

— N'est се pas?[173]

— Мамо-чка, — капризно затянула девочка, — ну чем мне заняться, скажи?

— Моя дорогая, — с упреком обратилась к ней мать, — разве тебе здесь не нравится? Посмотри, какое теплое солнышко!

— Но мне здесь нечем заняться!

— Побегай, поиграй. Ступай посмотри на море.

— Маман, — сказала вдруг невесть откуда взявшаяся девочка-француженка. — Joue avec moi![174]

— Amusetoi avec ta balle, Marcelle[175],— досадливо поморщилась maman, подымая глаза от книги.

С унылым видом малышка послушно принялась стучать мячом о землю.

— Jema'muse[176],— вздохнул Эркюль Пуаро с грустью.

И как бы в ответ на мысль, которую он прочел во взгляде мистера Саттертуэйта, проговорил:

— И все же… Ну, вы меня понимаете…

Наступило неловкое молчание.