Почерк дракона

Потом. Сейчас нужно просто идти к Васе. Он, наверное, заждался пива. Сейчас и пойдем. Нужно только немного отдышаться.

Действительно, сявота совсем совесть потеряла.

Шатов подошел к подъезду. Дверь удалось открыть со второй попытки. Когда дверь захлопнулась, Шатов прислонился к ней спиной и закрыл глаза.

Открыл глаза и посмотрел на свой правый кулак. Ссадины кровоточили.

Когда это он дрался последний раз?

Лет пять назад… Нет, в прошлом году, летом, пришлось в баре подписаться за Бореньку. Но там все было немного проще. Выпившие коллеги, решившие объяснить Бореньке Дмитриеву основы журналистской этики. Очень интеллигентная драка до первого нокаута…

Шатов еще раз посмотрел на кулак. После того удара ссадин не было. Рожа Капустина была помягче.

Хорошие воспоминания. Приятные. Набить рожу Капустину всегда приятно. А завязываться с накурившимися идиотами – глупо. И еще глупо расшибать им физиономии о свое колено.

На джинсах имело место пятно совершенно определенного происхождения.

Блин, нужно срочно застирать.

И зашить рубаху…

Шатов судорожно сглотнул. На рубахе, слева, под нагрудным карманом, зиял разрез, сантиметров двадцать в длину. И сквозь него ясно была видна царапина. Просто тонкая красная полоска.

Достали самым кончиком лезвия. Кончиком остро наточенного лезвия.

А он не мог вспомнить, в какой именно момент его ударили ножом. Не заметил.

Комок застрял в горле, и никак не хотел проглатываться.

Шатов подошел к двери, обитой черным дерматином, и дважды нажал на кнопку звонка.

…-Ты козел, Шатов, – не оборачиваясь от компьютера сказал Некрофил.

– Козел, – сразу же согласился Шатов, – где подписаться?

– То, что ты козел, и так всем понятно. Какого черта ты полез в драку? Пыру захотел схлопотать под ребро?

– Не знаю, – честно признался Шатов, – как-то само собой…

– Само собой, – пропел Вася, – само собой. У меня есть знакомый – психоаналитик. Хочешь, познакомлю?

– На хрена?

– А он тебе постарается объяснить, что подсознательная тяга к смерти есть штука опасная, хотя и не всегда смертельная. Забудешь, скажем, отойти с пути трамвая, а он тебя не до смерти переедет. Ножки там по колено оттяпает, ручку одну-другую… А там, глядишь, «скорая» поспеет, и врач дежурный окажется не совсем пьяным и сгоряча тебе жизнь спасет. И будешь ты лежать живой, но некомплектный, со своей нереализованной тягой к самоубийству, – Вася наконец соизволил краем глаза посмотреть на Шатова, сидевшего на диване. – Дать телефончик психоаналитика?

– Обойдусь, – бросил Шатов.

Его начинало колотить. Пальцы дрожали, лицо время от времени словно сводило судорогой. Он боялся, что голос тоже дрожит.

– Они, видите ли, обойдутся! – Вася отхлебнул пиво прямо из бутылки. – Все так, между прочим, говорят. А потом – бац, суицид. Или вот еще, подавишь в себе тягу к самоубийству и начнешь мочить окружающих. Мировая практика просто напичкана такими случаями…

Шатов сжал кулаки и закрыл глаза. «Не тяни, мужик…» Хруст кости… тень, боль в руке, хлюпающий звук удара… А он даже не заметил, что там был нож.

Как бы это выглядело? Что бы он почувствовал? Ему стало бы больно?

Или просто толчок, а потом уже, потом, когда осознало бы рану, пошла боль? Он бы упал сразу или еще стоял бы, пока эти сволочи не свалили его на землю?

Внезапно запекло слева, под грудью. Там, где осталась тонкая красная полоска. Перехватило дыхание. Шатова согнуло вдвое, будто и вправду нож вошел в тело. Огненный клинок.

Раскаленное лезвие легко рассекло грудь и уперлось в сердце. Медленно приблизилось к лихорадочно пульсирующему комку страха. Медленно. Очень медленно. Жар, исходящий от ножа, коснулся сердца. Больно…

От этого жара кровь в сердце стала запекаться.

Умер.

Он умер.

Он умер. Уже дважды. Дважды за один день.

Шатов застонал, прижимая руки к груди.

– Выпей, – Шатов почувствовал в руках кружку.

– Я… – сказал Шатов и поперхнулся.

Больно…

– Выпей, – приказал Васин голос, – легче будет.

Шатов поднес кружку к губам.

– Залпом, так лучше, – подбодрил его Вася.

Залпом. Шатов влил в себя жидкость, не ощущая вкуса. Глоток.

Горло перехватило, дыхание пресеклось.

Словно огонь.

Шатов попытался вздохнуть. Закашлялся.

– Нормально? – поинтересовался Вася.

– Ка… – горло полыхало, Шатов не сразу справился с голосовыми связками, – какого черта…

– Это, брат, особый коктейль. Бодрящий. Чистый спирт с перцем и другими веселыми примесями. Берет за душу?

Шатов помотал головой, пытаясь восстановить дыхание.

– Берет, – засмеялся Вася, – от коктейля вначале умираешь, а потом рождаешься заново.

– Запить… – попросил Шатов, пытаясь стереть слезы с глаз.

– Ни боже мой. Нельзя. Пропадет лечебное действие.

– Сколько я принял? – спросил Шатов.

– Доза стандартная, кружечка в двести граммов.

– Это я сейчас бутылку водки принял?

– Чуть больше, – Вася снова сел за компьютер, – ты пока полежи, болезный, отдохни. А я поработаю.

– Не хочу, – быстро сказал Шатов.

Нельзя спать. Ему нельзя спать. К нему могут прийти эти двое, Васек и Мирон. Шатов тяжело поднялся с дивана:

– У тебя душ есть?

– Есть, по коридору направо.

– Я схожу?

– Давай-давай, только не мешай работать.