Почетные арийки

Кютс, октябрь 1940 года. В своем замке в Уазе баронесса де Ланглад вернулась к привычной жизни. В этой глубинке она чувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем в парижском особняке. Здесь она заново открыла для себя преимущества тишины. По утрам она совершала долгие прогулки по лесу и проселкам. Природа стала для нее убежищем и мерилом времени. Наблюдение за сменой сезонов в столь хорошо знакомой ей местности позволяло отвлечься от тягостного настоящего. Однако она вернулась к общественной работе в Красном Кресте, поскольку считала, что, представляя одну из известных и богатых семей региона, обязана подавать пример солидарности. Ее будни были заняты раздачей одежды нуждающимся и подготовкой посылок для военнопленных.

В первых числах октября Люси прочитала в газете, что оккупационные власти издали приказ, согласно которому евреи северной зоны должны были обратиться в супрефектуру своего округа, чтобы зарегистрироваться в специальном реестре. Она не совсем понимала, к чему все это ведет. Впрочем, она не была удивлена: ничто ее больше не удивляло. В конце концов, ситуация была настолько необычной, что вполне могла оправдать принятие чрезвычайных мер. Без малейшего раздражения или сомнения она спокойно сообщила сыну, что собирается пойти в городскую администрацию и встать на учет.

Молодой барон, который, как и она, следил за объявлениями о положении евреев, ожидал от матери большего сопротивления этой вопиющей несправедливости.

— Но вы же не еврейка! — воскликнул он.

Произнося эти слова, он заметил в глазах матери непонятное замешательство. Люси не ответила, что выглядело как признание. Ее сын никогда прежде не решался напрямую затрагивать эту тему, а тем более озвучивать подобные слова в ее адрес. Вопрос о своем происхождении она воспринимала как нечто интимное и не считала достойной темой для разговора. Она категорически отказывалась разделять это бремя с сыном. Да и что он в этом смыслил?

— Подумайте еще пару дней. По крайней мере, спросите совета у вашей сестры, — мягко произнес он.

Прошло несколько дней, в течение которых Люси изучила ситуацию со всех сторон. Текст Декрета о статусе евреев был предельно ясным: «Евреем считается любой человек, родившийся от трех еврейских бабушек и дедушек или от двух еврейских бабушек и дедушек, если он при этом состоит в браке с евреем». Обойти этот пункт было невозможно. Она всегда соблюдала законы, и вообще ей никогда не приходилось жаловаться на власть. Отказавшись от участия в переписи — ведь речь шла именно об этом, — она рисковала навлечь на свою семью неприятности. А этого она никак не могла себе позволить. Так что решение было принято.

Неделю спустя сын отвез ее в Компьень. Они ехали по пустой трассе: большинство автомобилей было реквизировано. Лангладам тем не менее удалось сохранить старый «Ситроен», прежде запертый в амбаре, и теперь, скользя по мокрой дороге, машина пробивалась сквозь густой туман, который не могло рассеять бледное осеннее солнце. Сын припарковался перед воротами внушительного каменного здания с серой сланцевой крышей.

— Оставайся здесь, — сказала ему Люси, — мне лучше пойти туда одной.

И она неторопливо вышла из машины.

Надев фетровую шляпу и взяв под мышку небольшую сумочку, она прошла через ворота на передний двор. Затем ее силуэт скрылся в административном здании.

В кабинетах супрефектуры она была завсегдатаем. Ее филантропическая деятельность в интересах немощных и нуждающихся всегда вызывала одобрение как ценное дополнение к усилиям со стороны государства. Однако до сих пор она посещала эти помещения лишь в качестве гостьи, по случаю официальных памятных мероприятий или вручения почетных наград за сельскохозяйственные достижения. Такая провинциальная светская жизнь была ей по душе. Она предпочитала здравый смысл этой сельской знати непримиримой суровости парижских салонов. На этот раз ее визит имел совсем другую цель, но она постаралась не потерять ни капли своего обычного самообладания. Войдя в большую комнату, охраняемую жандармом, она прошла к небольшому окошку, за которым стоял сотрудник в темном костюме. Не успела она представиться, как служащий поднялся со своего места.

— Госпожа баронесса, — учтиво произнес он, — пожалуйста, подождите. Я доложу о вашем приходе моему начальнику.

Ее провели наверх, в уютный кабинет, где выстроились кучи папок. Руководитель канцелярии — плотный усатый мужчина в очках — почтительно поприветствовал ее и предложил присесть напротив него.

— Баронесса, я польщен вашим визитом. Скажите, что привело вас сюда сегодня и чем я могу вам помочь? — поинтересовался он, не скрывая любопытства.

— Я пришла встать на учет, — просто ответила Люси.

— Встать на учет? — рассеянно переспросил чиновник. Он снял свое пенсне, как будто этот жест мог ему подсказать, о чем говорит посетительница.

— Я пришла, чтобы соблюсти требования декрета, — вздохнула Люси, раздосадованная тем, что приходится разъяснять очевидное.

— Декрета… — негромко повторил ее собеседник. — Да, разумеется. Декрет.