Почетные арийки

Время от времени Сюзанна приходила в большую синагогу на улице Виктуар. Она сидела на боковой галерее, как в детстве, когда вместе с матерью и другими женщинами наблюдала за утренней субботней службой. То, что так долго было для нее самым большим позором, самым горьким страданием и несчастьем, — родиться еврейкой, — теперь она бы не променяла ни на что на свете. Она испытывала моральное единение с этим народом — чувство, которого она избегала на протяжении всей прежней жизни и которое в ней вновь пробудили катастрофа войны и смерть мужа. В глубокой задумчивости она смотрела на большой канделябр, сияющий в глубине, а затем, погрузившись в молитву, бесконечно перебирала в памяти дни своего богатого прошлого и навсегда ушедшего счастья.

12 мая 1954 года Сюзанна д’Арамон скончалась в своем доме. Ей было шестьдесят семь лет. Ее мать, Маргарита Штерн, пережила ее на два года. Женщине, чей салон был одним из самых роскошных в Париже времен Прекрасной эпохи, так и не суждено было вернуться в свой особняк на авеню Монтень с его богатыми коллекциями.

В Малом дворце сохранилась память о былом великолепии супруги Эдгара Штерна. Кароль Дюран изобразил ее в образе Дианы-охотницы. Для меня она навсегда останется той неуловимо загадочной женщиной, чей взгляд я впервые встретил в большой галерее одним летним вечером. Она до сих пор стоит у меня перед глазами — стройная и гордая фигура в бордовом платье, придерживающая наброшенное на плечи манто изящными пальцами. В ее черных как смоль волосах сверкает диадема в форме полумесяца, а меланхоличный взгляд хранит самые сокровенные тайны.

6

Париж, июль 1961 года. Эспланада Инвалидов была пустынна. Только редкие проезжающие мопеды нарушали покой. В тени каштановых деревьев Анни и Мария-Луиза устроились на скамейке — «нашей скамейке», как часто говорят старики, которые больше всего на свете любят постоянство в привычках. Летом они почти каждый день встречались в скверике на углу бульвара. В послеполуденной неге, среди зарослей калины и аукубы, время текло неспешно. Обе женщины, которым было уже за восемьдесят, обменивались последними местными новостями или обсуждали погоду. Реже — вспоминали близких. Анни, со своим неизменным высоким пучком, в плиссированной юбке и блузке с рюшами, вытянула ногу, которая болела из-за приступов артрита. Несмотря на июльскую жару, на ней были толстые белые хлопковые чулки: они сползали и собирались в гармошку над открытыми сандалиями. У ее ног стояла плетеная корзина. К старости Анни словно начала врастать в землю: рост метр семьдесят три остался в прошлом. Властная первая леди превратилась в изможденную старушку.

Кроме сына и нескольких верных друзей, Анни больше никто не навещал. Она как будто растворилась во времени, стала невидимкой. На улицах квартала Гро-Кайю она выглядела обычной прохожей, чье прошлое было известно лишь немногим соседям. После смерти маршала прошло десять лет. С тех пор она хранила в сердце память о нем и неустанно боролась за его реабилитацию. С помощью адвокатов она стучалась во все двери, добиваясь пересмотра судебного процесса и переноса праха маршала с острова Йе в мемориал Дуомон, который он выбрал местом своего последнего упокоения. До сих пор власть имущие оставались глухи к ее призывам. Но Анни не сдавалась. Она была намерена до конца бороться за память и честь своего дорогого Филиппа.

Сидящая рядом с ней Мария-Луиза была одета в блузку кремового цвета с брошью на воротнике. Из украшений на ней было лишь еще одно — небольшое кольцо-печатка на безымянном пальце. Пребывая в задумчивости, она смотрела сквозь большие дымчатые очки на колышущиеся тени листьев каштана в крупных пятнах света. Она внимательно слушала откровения жены маршала. Более сорока лет Мария-Луиза была рядом с ней, разделяя не только простые минуты дружеского общения, но и некоторые радости. Теперь, на закате жизни и после стольких пережитых трагедий, эти мгновения счастья казались ей невообразимо короткими.

Со взглядом, устремленным вдаль — словно цепляясь за что-то невидимое, — Анни медленно проговорила:

— Подумать только… через неделю будет десять лет.

Мария-Луиза не шелохнулась. Она молчала, погрузившись в раздумья. Прошла минута. Она подняла голову и посмотрела на далекий горизонт — в том же направлении, что и ее подруга:

— Его земная жизнь подошла к концу. Но мы знаем, что душой он с вами. Всегда рядом. Будьте уверены, его любовь вечна.

Анни закрыла глаза, перебирая в памяти события прошлого.

Вновь воцарилась тишина, и тут в сквере появился ребенок, которого сопровождал хромой мужчина. Мальчик побежал дальше по дорожке, а мужчина остановился у скамейки, на которой сидели две старушки, и, сняв фуражку, вежливо поклонился:

— Мадам супруга маршала, мадам маркиза.

Обе женщины подчеркнуто холодно кивнули в ответ. Мужчина двинулся дальше, подволакивая негнущуюся ногу. Чуть поодаль он присел на другую скамейку, развернул газету и погрузился в чтение, время от времени поглядывал на играющего ребенка.

Этим ребенком был я.