Почетный академик Сталин и академик Марр

В современном архиве Сталина (в доступной ее части) нет ни одного документа, проливающего свет на это обстоятельство. Сейчас там находится шестнадцать архивных дел, так или иначе связанных с дискуссией. Их документы охватывают период с конца декабря 1949 года по июнь 1952 года. Но основные события, ознаменовавшие собой столь решительный поворот, нашли отражение всего лишь в шести-семи делах, а сами события происходили в течение первой половины 1950 года. Остальные архивные материалы — это поздние отклики на «эпохальные» труды вождя и перепечатки его статей в различных советских и зарубежных изданиях.

Документы архива Сталина как бы предлагают современному исследователю поверить в то, что первый толчок дал, и к тому же по личной инициативе, секретарь ЦК КП(б) Грузии К. Чарквиани, который направил на имя Сталина горестную записку о тяжелом положении в советском языкознании. Для убедительности Чарквиани приложил к записке копии работ уже упоминавшегося грузинского языковеда А. Чикобавы: «Стадиальная классификация языков академика Марра», «Турецкая лингвистическая теория „гюнеш дил“ в связи с проблемой историзма в современной лингвистике» и фрагмент его же книги «Проблемы языка, как предмета лингвистики, в свете основных задач советского языковедения». Записка датирована 27 декабря 1949 года, хотя первая работа Чикобавы была написана более чем за полгода до этого (в записке указана дата — 21 апреля 1949 года) и явно с самого начала предназначалась для самого вождя[303]. Возникает вопрос: почему не профессиональный лингвист, а партийный функционер, к тому же не из центрального аппарата, а из республики Грузия, ставит в общегосударственном плане вопрос о неблагополучии в советской лингвистике в целом? Ссылается при этом на мнение и работы профессора Чикобавы, который с 30-х годов выступал с критикой марризма, но не был самой видной фигурой ни в научном мире вообще, ни в области лингвистики в частности? Почему, наконец, именно Чикобаву Сталин в дальнейшем использует в качестве передовой «ударной» силы против «нового учения о языке». В это время в СССР работали гораздо более именитые специалисты, и явно и тайно настроенные резко отрицательно по отношению к яфетической теории. Конечно, можно вполне здраво предположить, что Сталин сознательно использовал для посмертного развенчания грузина Марра его же земляков — Чарквиани и Чикобаву. Так он поступал почти всегда, когда ему надо было провести массовые репрессии, чистки, крутые «социалистические» преобразования или иные карательные операции. Как правило, у него для каждой республики был подготовлен свой, «национальный» исполнитель. Например, для Азербайджана — Багиров, для Грузии — Берия, для Армении — Микоян, для многонациональной Украины — Косиор, Каганович, Хрущев… В Средней Азии были свои люди «коренной» национальности. Если репрессии носили особо массовый или остро политический характер, большую часть ответственности Сталин брал на себя, одновременно возлагая ее на особо доверенных лиц: Ягоду, Ежова, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Берию. Однако ответ на подлинные причины использования грузина Чикобавы в деле развенчания грузина Марра я нашел в сталинской библиотеке и среди свидетельств участников событий.