В том же разделе Сталин порассуждал о динамичности общественной надстройки, о ее решающем влиянии на классовую борьбу в социуме. В первом варианте он ограничился простым указанием на то, что язык, в отличие от надстройки, «нейтрален по своему существу, индифферентен к борьбе общественных сил, к борьбе классов, к характеру общественного строя»[419]
. Затем Сталин последнюю фразу зачеркнул и все заново переработал, попросту выведя язык из состава надстройки: «Язык в этом отношении коренным образом отличается от надстройки. Язык порожден не тем или иным базисом, старым или новым базисом внутри данного общества, а всем ходом истории общества и истории базисов в течение веков. Он создан не одним каким-нибудь классом, а всем обществом, всеми классами общества, усилиями сотен поколений. Он создан для удовлетворения нужд не одного какого-либо класса, а всего общества, всех классов общества. Именно поэтому он создан, как единый для общества и общий для всех членов общества общенародный язык. Ввиду этого служебная роль языка, как средства общения людей, состоит не в том, чтобы обслуживать один класс в ущерб другим классам, а в том, чтобы одинаково обслуживать все общество, все классы общества. Этим, собственно, и объясняется, что язык может одинаково обслуживать как старый умирающий строй, так и новый поднимающейся строй, как старый базис, так и новый, как эксплуататоров, так и эксплуатируемых»[420]. Обратим внимание на то, что Сталин, решительно отрицая классовую природу языка, пока еще пишет о языке как явлении общественном. В этом месте в первом варианте была вставка, в которой говорилось в противовес Лафаргу (без упоминания имени) о том, что французский язык одинаково хорошо обслуживал любые классы до и после революции: «Французский язык так же не плохо обслуживал новые классы после французской буржуазной революции, как он обслуживал старые дореволюционные классы французского общества»[421]. В окончательном варианте Сталин этот текст выкинул, но оставил аналогичный пассаж о русском языке до и после Октябрьской революции. Не ограничившись ссылкой на русский язык, Сталин, по своему обыкновению, решил перечислить большинство языков народов СССР. Монотонное (вновь вспомним А. Солженицына!) нанизывание примеров, один из самых излюбленных и старых его полемических приемов, должных демонстрировать особую убедительность доводов «корифея». Последовала такая рукописная вставка: «То же самое нужно сказать об украинском, белорусском, узбекском, казахском, грузинском, армянском, эстонском, латвийском, литовском, молдавском, татарском, азербайджанском, башкирском, туркменском и других языках советских наций, которые так же хорошо обслуживали старый, буржуазный строй этих наций, как обслуживают они новый социалистический строй».[422] Еще в начале своей государственной карьеры, будучи наркомнацем, он с помощниками пытался разобраться в том, на каком общественно-экономическом этапе находились различные народы России. Тогда народы западной части страны он отнес к капиталистической формации, большинство же среднеазиатских народов и часть народов Кавказа — к формации феодальной, а некоторые народы Севера — к общинно-родовому строю. В то время у большинства отставших этносов не было единого разговорного и литературного языка. Позже, в середине 30-х годов, все они по его воле разом шагнули в формацию «социалистическую». Тогда же из различных национальных диалектов и говоров для них был назначен общенациональный разговорный, делопроизводственный и литературный язык. Над вопросом о том, какой из диалектов и наречий обслуживал, например, общенациональные интересы узбеков или туркмен в эпоху раннего феодализма, Сталин в 1950 году уже не задумывался, хотя сам же когда-то писал (вслед за Лениным), что нации формируются только в эпоху капитализма.