В 1888 году появилась первая формулировка моей работы „О родстве грузинского с семитическими языками“, произведенной в одиночестве, в своего рода научном подполье, напечатанная на грузинском языке в газете под заглавием „Природа и свойства грузинского языка“. (Статья была опубликована в газете „Иверия“ на грузинском языке. Спустя несколько лет в той же газете будут опубликованы юношеские стихи Джугашвили-Сталина. Некоторые детали детства и отрочества Марра и Сталина совпадают: безотцовщина, нищенское детство, вздорный характер драчливого ребенка, болезненность и проблемы с ногой. Сталин был чуток к такими „схождениям“ судьбы
.) С того времени окружающие условия академической жизни не позволяли мне открыто заниматься разработкой этой проблемы до защиты докторской диссертации в 1903 году. Только в 1908 году появилось изложение так называемой яфетической теории в статье под названием „Предварительное сообщение о родстве грузинского языка с семитическими“. Статья представляет введение к „Основным таблицам грамматики древнегрузинского языка“ и первый опыт расшифрования основ структуры глаголов в названном языке. Труд посвящен памяти моего руководителя, профессора-семитолога Розена, которому я главным образом обязан научной школой и тем, что был сохранен в научной среде университета. Он скончался дня три спустя после того, как мне удалось прочесть ему уже отпечатанное предисловие к работе „О родстве грузинского языка с семитическими“. Он не раз прерывал меня во время чтения восклицаниями: „Да у вас все продумано и проработано, да у вас все ясно и доказано!“ А ведь он-то и предсказывал мне фиаско.Еще на студенческой скамье я стал невольным виновником огорчений моего профессора по грузинскому языку, который не мог переварить ни моих лингвистических, ни моих литературно-исторических выводов, и он стал дискредитировать мою дипломную работу. Он видел во мне претендента на его кафедру, хотя я на кафедру совсем не зарился, а мечтал о работе на родине. (На самом деле Марр хотел остаться в университете и на одну из кафедр очень даже „зарился“
.) Но антинациональная политика Кавказского учебного округа, рассматривавшего изучение грузинского или армянского языка как акт национальной гордыни и всячески насаждавшего идеологические раздоры в среде народов Кавказа, также не создавали нормальной обстановки для работы. Мне было предложено Кавказским учебным округом в 1889 году совершить поездку в Сванию; но в грузинской среде я почувствовал нарастание недовольства за мое утверждение о связях грузинской литературы с персидской, о персидском происхождении фабулы гениального грузинского поэта Шоты из Руставы, недовольства, превратившегося в бурю негодования, когда я стал выяснять факт перевода первого памятника грузинской письменности — Библии — с армянского. Пришлось вернуться в Петербург и согласиться на предложение, сделанное мне арменистом профессором К.П. Паткановым, готовиться к профессуре по армянской словесности, языку и литературе. (Марр „забыл“ упомянуть, что в 1884 году он проходил стажировку в Германии в Страсбургском университете где слушал лекции по античной философии всемирно известного философа В. Виндельбанда, филологов Нельдеке и Гюбшмана[47].)Решению окончательно заняться специально армянским я обязан гебраисту Д.А. Хвольсону, отцу ныне здравствующего профессора физики. Я занял кафедру по армянскому языку, несмотря на отказ профессора, ответственного за кафедру, от участия в моем магистерском экзамене и на просьбу депутации армян не приглашать на армянскую кафедру неармянина.
Пора прервать сообщение биографических фактов, так как они в дальнейшем связаны с лицами и учреждениями, сейчас актуальными. Следует указать только на ряд экспедиций, совершавшихся для накопления материала по различным языкам, с оговоркой, что приписываемое мне глубокое знание всех кавказских языков есть совершенно ненужная легенда, как, с другой стороны не легенда, а подлинная действительность, что все мои творческие языковедные мысли суть не результат работ в кабинете, а зарождались и оформлялись в общении с людьми и природой, на улицах, торжищах, в пустынях и на морях, в горах и степях, у рек и родников, верхом или в вагоне, но только не в кабинете.