Почетный академик Сталин и академик Марр

В своих представлениях о взаимоотношениях языка и мышления Марр, без сомнения, во многом также опирался на работы своего современника, выдающегося швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра. Основная работа де Соссюра «Курс общей лингвистики» была переведена на русский язык за год до смерти Марра, но он, как и некоторые российские лингвисты и психологи (Выготский), был с ней знаком гораздо раньше по первоисточнику. Фразы де Соссюра, переведенные Марром, не отличаются по стилю от авторского текста. Де Соссюр был сторонником изучения социальной и орудийной функции языка и речи. Он писал о том, что графическое изображение знака (слова) ныне так тесно переплетается со словом звучащим, что исследователи приписывают изображению большее значение, чем самому слову. «Это все равно, — писал де Соссюр, — как если бы утверждали, будто для ознакомления с человеком полезнее увидеть его фотографию, нежели лицо»[538]. Марр в том же смысле заявлял «о закабалении письмом языка» и, как де Соссюр, призывал других изучать и сам изучал письменные и бесписьменные языки в равной степени. И так же как де Соссюр, с успехом доказывал, что многие живые бесписьменные языки древнее письменных и даже мертвых языков. Но Марр перекликался с ним и в более существенных исходных положениях философии языка. Марр, как и де Соссюр, отвергал неизбежно природную, физиологическую обусловленность возникновения фонетического языка, отдавая приоритет обществу. Марр чуть ли не плевался по этому поводу: «Все природа, даже язык создан природой, а организованный труд? А общественность? А их творческая роль?»[539] По целому ряду важнейших пунктов де Соссюр перекликался с Марром: «Прежде всего, вовсе не доказано, что речевая деятельность в той форме, в какой она проявляется, когда мы говорим, есть нечто вполне естественное, иначе говоря, что наши органы речи предназначены для говорения точно так же, как наши ноги для ходьбы. Мнения лингвистов по этому поводу существенно расходятся. Так, например, Уитни, приравнивающий язык к общественным установлениям со всеми их особенностями, полагает, что мы используем органы речи в качестве орудия речи чисто случайно, просто из соображений удобства; люди, по его мнению, могли бы с тем же успехом пользоваться жестами, употребляя зрительные образы вместо слуховых. Несомненно, такой тезис чересчур абсолютен: язык не есть общественное установление, во всех отношениях подобное прочим… кроме того, Уитни заходит слишком далеко, утверждая, будто наш выбор лишь случайно остановился на органах речи, ведь этот выбор до некоторой степени был нам навязан природой. Но по основному пункту американский лингвист, кажется, безусловно, прав: язык — условность, а какова природа условно выбранного знака, совершенно безразлично. Следовательно, вопрос об органах речи — вопрос второстепенный в проблеме речевой деятельности… Естественной для человека является не речевая деятельность, как говорение… а способность создавать язык, то есть систему дифференцированных знаков, соответствующих дифференцированным понятиям»[540].

Как мы видели, Марр так же расширительно толковал понятие «язык», но, в отличие от де Соссюра, указывал не столько на относительную условность выбора человечеством способов выражения понятий (звук, графика, жест и т. д.), сколько на их общественную обусловленность и историческую последовательность (стадиальность).

Тайна символа. «Философия символических форм»