Почетный академик Сталин и академик Марр

Но наиболее точно уловил дух и конструктивные особенности послереволюционного языка Андрей Платонов. Удивительное дело, но именно в те годы, когда Марр много писал и выступал с высоких трибун, Платонов начал издавать свои первые произведения, герои которых мыслят «труд-магическими» категориями и объясняются на языке, очень напоминающем словесные конструкции языковеда Марра. Никто из исследователей творчества Платонова не обратил пока внимания на это разительное «схождение». Откройте любое крупное произведение Платонова, и вы прочитаете нечто похожее на ранее цитированное марровское. Герои говорят, а сам Платонов пишет на том же языке, что и академик Марр, хотя говорят и пишут, конечно же, о разном. Для примера цитирую из великого романа Платонова «Чевенгур»: «Он увидел, что время — это движение горя и такой же ощутительный предмет, как любое вещество, хотя бы и негодное в отделку»[110]. Чтобы не отвлекаться от главной темы, опускаю демонстрацию других «схождений» языков Марра и Платонова. Сталин еще с 30-х годов сразу же невзлюбил Платонова за его невероятный (точнее — невероятностный) язык и «труд-магическое» мышление героев, закинутых парадоксальным мышлением писателя в будущий первобытный коммунизм, время которого воистину «неразличимо». А о нелюбви к Марру за эти же грехи Сталин публично признался только в 1950 году. Но до этого рокового для научного наследия Марра года Сталин относился к яфетическому учению заинтересованно-благосклонно, а его самого сделал прижизненным и на долгие годы посмертным кумиром.

Глава 3. Кавказ как центр мироздания

Если бы Марр не занялся языкознанием, то он тем вернее остался бы в памяти потомков выдающимся ученым, не только нашедшим старинные грузинские и армянские рукописи, раскопавшим древние города. Он остался бы в памяти потомков сделавшим открытия, каждого из которых хватило бы на целую жизнь удачливого ученого. Таких удач было по крайней мере три: обнаружил в горах Армении и описал для науки вишапы — каменные изваяния гигантских рыб или драконов; задумался над происхождением и, по существу, объяснил миру средневековую грузинскую поэму Шоты из Рустава «Витязь в тигровой шкуре»; разработал и организовал первый структуралистский проект, моделью которого послужила старинная западноевропейская поэма «Тристан и Изольда». О других вспышках удивительных прозрений у нас еще будет повод поговорить. Все открытия и новаторства, так или иначе, были связаны с Кавказом, с примыкающим древнейшим переднеазиатским культурно-историческим ареалом и с доисторической Европой. И если для Сталина после революции центром мира стала Москва, а еще точнее — собственный кабинет, где бы тот ни находился, то для Марра центром мироздания на всю жизнь остался Кавказ. Вокруг него и по поводу его он выстраивал большую часть своих многовариантных концепций.

Левиафаны Кавказа