Но достоверно известно, что трижды судьбы Сталина и Марра все же сошлись: в 1930, в 1932 и в 1950 годах. Первый и второй раз это произошло тогда, когда оба были живы. Впрочем, и тогда их судьбы пересеклись всего лишь по касательной. В 1950 году Марра на свете не было, но по воле новоиспеченного генералиссимуса его имя узнало все население страны, а вместе с ним политики и ученые-гуманитарии остального мира.
В 20—30-х годах Марр интересовал Сталина не столько из простых человеческих соображений (кавказовед, знаменитый земляк), сколько из соображений политических. В первую очередь Сталин пытался использовать Марра как маститого этнографа и лингвиста, способного оказать поддержку сталинской национальной и языковой политике. Во вторую очередь он использовал Марра как специалиста в области бесписьменных народов, способного решать практические вопросы разработки новых алфавитов, а главное, участвовать в разрешении вопроса о будущем едином общемировом языке и едином общемировом алфавите. Скорее всего, именно для этих целей Сталин пытался еще в 30-х годах овладеть хотя бы азами яфетидологии. Наконец, он пытался использовать Марра не только как научно-политического вождя в области советского языкознания, но и как «своего человека», способного помочь овладеть последним бастионом «буржуазной автономии», то есть Академией наук.
Но наряду с этими вполне прагматическими моментами был еще и идеологический аспект в их заочных взаимоотношениях. С дореволюционных времен Сталин считался главным большевистским экспертом по национальному вопросу в России. До конца своих дней Сталин гордился этим званием; национальные проблемы были для него всегда в центре внимания. А национальный вопрос, как известно, для многих связан с проблемами языка, письменности и культуры.
Сталин о нации и языке