Почетный академик Сталин и академик Марр

Тогда национальная борьба, уйдя из политики, замкнется в хозяйственную сферу, где она будет ограничиваться конкуренцией товаропродавцов до самого конца капитализма.

Но такая борьба не заденет прямо рабочих и не представляет для них серьезной опасности“[213].

Во всех последующих публикациях статьи „Марксизм и национальный вопрос“ последние два абзаца были исключены. Их пророческий тон вступал в откровенное противоречие с политической реальностью в период мировых войн, да и в последующие времена. С развитием капитализма и сталинского социализма национальная борьба не только не ушла из политики в экономическую сферу, а достигла своего апогея в связи с нацизмом, развалом колониальных империй и послевоенным сталинизмом.

Напомню, что в сталинском архиве сохранился журнал „Просвещение“ только с первой частью статьи. В последующих двух номерах Сталин критиковал в основном публицистов Бунда и кавказских эсдеков за их приверженность национальной программе австро-венгерских социалистов (культурно-национальной автономии). Особенно Сталина возмутили два пункта программы Бунда: требование празднования субботы и требование права евреев на свой язык. По первому пункту Сталин высказался как истинный знаток православной гомилетики, полемизирующий с ветхозаветными иудаистскими традициями:

„Социал-демократия добивается установления одного обязательного дня отдыха в неделю, но Бунд не удовлетворяется этим, он требует, чтобы в ''законодательном порядке'' было обеспечено еврейскому пролетариату право праздновать субботу, при устранении принуждения праздновать в другой день“.

Надо думать, что Бунд сделает ''шаг вперед'' и потребует права празднования всех староеврейских праздников. А если, к несчастью Бунда, еврейские рабочие отрешились от предрассудков и не желают праздновать, то Бунд своей агитацией за „право субботы“ будет им напоминать о субботе, культивировать в них, так сказать, „дух субботний“…»

Если учесть, что спустя десятилетия Сталин напишет на полях одной из книг фразу: «Язык — материя духа», и если предположить, что этого взгляда он придерживался и в 1913 году, то его высказывания относительно современного ему языка (жаргона) европейских евреев выглядит как попытка уничтожить самый «дух» этого народа. «Социал-демократия добивается права родного языка для всех наций , — продолжал он, — но Бунд этим не удовлетворяется, — он требует, чтобы „с особой настойчивостью отстаивали“ права еврейского языка (курсив наш. И.Ст.)… Не общее право родного языка, а отдельное право еврейского языка, жаргона! Пусть рабочие отдельных национальностей борются прежде всего за свой язык: евреи за еврейский, грузины за грузинский и пр. Борьба за общее право всех наций — вещь второстепенная. Вы можете и не признавать права родного языка всех угнетенных национальностей; но если вы признали право жаргона, то так и знайте: Бунд будет голосовать за вас, Бунд „предпочтет“ вас.

Но чем же отличается тогда Бунд от буржуазных националистов?»[214]

Если не вспоминать сейчас о кампании 1947 года, связанной с борьбой против «космополитизма», о языковедческой дискуссии весны — лета 1950 года и о новых брезгливых репликах Сталина в адрес «жаргона», о «деле врачей-убийц», то слова о «жаргоне» и «субботе», написанные за многие годы до этих событий, как будто не скрывают в себе никакого зловещего смысла. Никому не дано заглянуть в будущее. До Второй мировой войны значительная часть левых еврейских деятелей думала о будущем своего народа примерно так же, иначе бы тогдашние большевистские лидеры, и Ленин в первую очередь, вряд ли бы допустили специфический тон в статьях того времени, в том числе и в своих, и многозначительные кавычки своего партийного пропагандиста: «Но она (идея культурно-национальной автономии. — Б.И.) становится еще вредней, когда ее навязывают „нации“, существование и будущность которой подлежит сомнению. В таких случаях сторонникам национальной автономии приходится охранять и консервировать все особенности „нации“, не только полезные, но и вредные, — лишь бы „спасти нацию“ от ассимиляции, лишь бы „уберечь“ ее»[215].

В шестом номере журнала «Просвещение» за 1913 год, вторя Сталину, «Н. С-к.» писал в адрес руководителей Бунда: «Мы обвиняем их в том, что своими уступками национализму они независимо от своей воли начинают отделять еврейских пролетариев от русских, польских и т. д., вместо того, чтобы ломать те предрассудки, которые мешают окончательно слиться пролетариям всех национальностей, населяющих Россию»[216]. Эту тираду, как и ряд других, Сталин отметил карандашом на полях.

* * *