Почетный академик Сталин и академик Марр

На XVI съезде партии в обширном докладе Каганович говорил о многих вещах, например об индустриализации, о коренной перестройке всех пролетарских организаций, о сельском хозяйстве, о росте культуры. Человек, не имевший даже среднего образования, учил уму-разуму сидящих в зале дореволюционных академиков, партийцев ленинского призыва, закончивших российские и зарубежные университеты. В середине доклада Каганович запланированно отвлекся и заявил: « По линии культуры, по линии литераратуры , особенно в национальных республиках, обострилась классовая борьба , и нужна величайшая бдительность на этом фронте». Приведя в качестве примера обострения классовой борьбы какую-то нелепую опечатку из статьи в «Правде», переведенной на туркменский язык, Каганович заявил: «А вот пример из области философской литературы. В “Правде” была помещена рецензия о семи книгах философа-мракобеса Лосева. Но последняя книга этого реакционера и черносотенца под названием “Диалектика мифа”, разрешенная к печатанию Главлитом, является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага… Приведу лишь несколько небольших цитат из этого контрреволюционного и мракобесного произведения». Опуская большую часть цитат, которые в интерпретации оратора действительно звучали диковато, даю заключительную часть его научного пассажа, начиная с последних цитат из книги А.Ф. Лосева: «Коммунистам нельзя любить искусство. Раз искусство, значит – гений. Раз гений, значит – неравенство. Раз неравенство, значит – эксплуатация»; «Иной раз вы с пафосом долбите: “Социализм возможен в одной стране”; не чувствуете ли в это время, что кто-то или что-то на очень высокой ноте пищит у вас на душе: не-ет!».

«И это выпускается в Советской стране, – продолжал Каганович. – О чем это говорит? Это говорит о том, что у нас все еще недостаточно бдительности… Это выпущено самим автором, но ведь вопрос заключается в том, что у нас, в Советской стране, в стране пролетарской диктатуры, на частном авторе должна быть узда пролетарской диктатуры. А тут узды не оказалось. Очень жаль. (Голоса: “Правильно”.)» {688} .

Судя по дальнейшим выступлениям, сталинское партийное руководство было всерьез обеспокоено в 30-х годах неожиданно проявленным вольнодумством во многих гуманитарных областях и в особенности в области философии истории языка и мышления. Когда начались прения по докладам, Кагановича поддержал А.И. Стецкий, заведующий Агитпропотделом ЦК ВКП(б), обозвавший «некоего профессора Лосева» «мракобесом» {689} . Другой активный идеолог от партийной литературы того времени В.М. Киршон пошел дальше всех. «Этот Лосев, – гремел он с трибуны, – помимо всяческих других откровенно-черносотенных монархических высказываний, между прочим, сообщает: “Пролетарские идеологи или ничем не отличаются от капиталистических гадов и шакалов, или отличаются, но еще им неизвестно, чем собственно они отличаются”.

Коммунист, работник Главлита, пропустивший эту книжку, в которой нас в лицо называют капиталистическими гадами и шакалами, мотивировал необходимость ее разрешения тем, что это “оттенок философской мысли”. (Смех. Голос: “Оппортунизм на практике”.) А я думаю, нам не мешает за подобные оттенки ставить к стенке. (Аплодисменты. Смех.)» {690} . Тайно постриженный в монашество, принадлежавший к религиозно-философскому учению «имяславия», фрондерски настроенный Лосев действительно позволял себе двусмысленные высказывания в адрес власти, пользуясь тем, что рассматривал современную идеологию (любую) и науки (все) как составные части древнейшей общечеловеческой мифологии {691} .

Для академика Марра выступление на съезде совпало с высшим пределом в его административной карьере, а для философа, историка античной эстетики и выдающегося теоретика-лингвиста Лосева злая реплика Кагановича оказалась роковой. Отсидев несколько лет в лагерях, он только после смерти Сталина с трудом вернулся к полноценной научной деятельности и достиг выдающихся успехов. Но я напомнил о реплике Кагановича и судьбе Лосева не только для того, чтобы отметить особую роль XVI партийного съезда и советских руководителей в истории языкознания задолго до 1950 года.