– Губернатор пригласил Чарли Фортнума.
– Ну да, естественно, – сказал доктор Хэмфрис, – нашего почетного консула. – Он подчеркнул эпитет «почетный» со злобой и уничижением. – Обед-то ведь дипломатический. А жена почетного консула, наверное, не смогла присутствовать по причине нездоровья?
– Американский посол не женат. Это не официальный обед – холостяцкая пирушка.
– Что ж, вполне подходящий случай, чтобы пригласить миссис Фортнум развлекать гостей. Она, верно, привыкла к холостяцким пирушкам. Да, но почему бы губернатору не пригласить вас или меня?
– Будьте объективны, доктор. Ни вы, ни я не занимаем официального положения.
– Но мы же гораздо лучше осведомлены об иезуитских развалинах, чем Чарли Фортнум. Если верить «Эль литораль», посол приехал осматривать развалины, а не чайные плантации или посевы матэ, хотя это мало похоже на истину. Американские послы обычно люди деловые.
– Новый посол хочет произвести впечатление, – сказал доктор Пларр. – Как знаток искусства и истории. Он не может позволить себе прослыть купчиком, который хочет перебить у кого-то сделку. Желает показать, что у него научный, а не коммерческий интерес к нашей провинции. Секретарь по финансовым вопросам тоже не приглашен, хотя он немного говорит по-английски. Не то заподозрили бы, что речь пойдет о какой-то сделке.
– А сам посол неужели не говорит по-испански хотя бы настолько, чтобы произнести вежливый тост и несколько банальностей?
– По слухам, он делает большие успехи.
– Как вы всегда все знаете, Пларр. Я-то свои сведения получаю только из «Эль литораль». Он ведь завтра едет осматривать руины, а?
– Нет, он ездил туда сегодня. А ночью летит назад в Буэнос-Айрес.
– Значит, газета ошиблась?
– В официальной программе были неточности. Думаю, что губернатор хотел избежать каких-либо неприятностей.
– Неприятности у нас? Ну, знаете! За двадцать лет я не видел здесь ни одной неприятности. Они случаются только в Кордове. А гуляш ведь не так уж плох, а? – спросил он с надеждой.
– Едал и похуже, – сказал доктор Пларр, даже не пытаясь вспомнить, когда это было.
– Вижу, вы читали одну из книг Сааведры. Как она вам понравилась?
– Очень талантливо, – сказал доктор Пларр. Он, как и губернатор, избегал неприятностей, а в тоне старика почувствовал злобу, живучую и неугомонную, – всякая сдержанность давно была им утрачена от долголетнего пренебрежения окружающих.
– Вы правда в состоянии читать эту белиберду? И верите в их machismo?
– Пока я читаю, мне удается справиться с моим скепсисом, – осторожно выразился Пларр.
– Ох уж эти аргентинцы, все они верят, что их деды скакали с гаучо в прериях. У Сааведры столько же machismo, сколько у Чарли Фортнума. Это правда, что у Чарли будет ребенок?
– Да.
– А кто счастливый папаша?
– Почему им не может быть Чарли?
– Старик и пьяница? Вы же ее врач, Пларр. Ну, откройте хоть капельку правды. Я не прошу, чтобы всю.
– А почему вы так добиваетесь правды?
– В противовес общему мнению правда почти всегда бывает забавной. Люди стараются выдумывать только трагедии. Если бы вы знали, из чего сварганили этот гуляш, вы бы хохотали до упаду.
– А вы знаете?
– Нет. Все кругом сговариваются, чтобы скрыть от меня правду. Даже вы мне лжете.
– Я?
– Лжете относительно романа Сааведры и ребенка Чарли Фортнума. Дай ему бог, чтобы это была девочка.
– Почему?
– Гораздо труднее по сходству определить отца. – Доктор Хэмфрис стал вытирать куском хлеба тарелку. – Скажите, доктор, почему я всегда хочу есть? Я ем невкусно, но съедаю огромное количество того, что зовется питательной пищей.
– Если вы действительно хотите знать правду, я должен вас осмотреть, сделать рентген…
– Ой нет. Я хочу знать правду только о других. Смешными бывают только другие.
– Тогда зачем вы спрашиваете?
– Вступление к разговору, – сказал старик, – и чтобы скрыть смущение от того, что я беру последний кусок хлеба.
– Они что, экономят на нас хлеб? – Доктор Пларр крикнул через вереницу пустых столиков: – Официант, принесите еще хлеба!
Единственный здешний итальянец, шаркая, подошел к ним. Он принес хлебницу с тремя ломтиками хлеба и наблюдал с глубочайшей тревогой, как число их свелось к одному. Можно было подумать, что он – молодой член мафии, нарушивший приказ главаря.
– Вы заметили, какой он сделал знак? – спросил доктор Хэмфрис.
– Нет.
– Выставил два пальца. Против дурного глаза. Он думает, что у меня дурной глаз.
– Почему?
– Я как-то непочтительно выразился об их мадонне.
– Не сыграть ли нам, когда вы кончите, в шахматы? – спросил доктор Пларр.
Ему надо было как-то скоротать время подальше от своей квартиры и телефона возле кровати.
– Я уже кончил.
Они вернулись в чересчур обжитую комнату в отеле «Боливар». Управляющий читал в патио «Эль литораль», расстегнув ширинку для прохлады. Он сказал:
– Доктор, вас спрашивали по телефону.
– Меня? – взволнованно спросил Хэмфрис. – Кто? Что вы ему сказали?
– Нет, профессор, спрашивали доктора Пларра. Женщина. Она думала, что доктор, может быть, у вас.
– Если она снова позвонит, не говорите, что я здесь, – сказал Пларр.